Максим Атаянц: Перекрывать проход на колоннаду Казанского — идиотизм

29 декабря 2018 года

Среди модернистского мейнстрима в архитектуре нечасто встретишь мастерские, которые занимаются исключительно традиционной стилистикой. Одно из главных имен — Максим Атаянц, руководитель собственного бюро. «Канонер» спросил у него, как он пережил отказ от его проекта для Верховного суда, зачем в спальной Каменке строить дома в классической архитектуре и почему качество современных храмов «чудовищное».

— Сейчас с грехом пополам строится комплекс Верховного суда на проспекте Добролюбова. Первый проект сделали вы, но потом каким-то невероятным образом Евгению Герасимову удалось уговорить заказчика строить не по вашему проекту, а по его. Вы вообще следите за этой стройкой?

— Ничуть не больше, чем за любой другой.

— Как произошла смена проектов? Вы ведь победили в конкурсе.

— В России выигрыш архитектурного конкурса исторически никогда не давал никаких гарантий. В данном конкретном случае смена проектной команды оказалась связана со сменой руководства управления делами президента.

— Какая в этой смене была роль самого Герасимова?

— Я не могу это комментировать. Это неприлично.

— Неприлично что?

— Комментировать процесс, в котором я принимал непосредственное участие.

— Изменилось ли ваше отношение к результатам творчества Герасимова после этой ситуации?

— Нет, не изменилось. Он крупный мастер. У него есть проекты, которые мне нравятся, и есть, которые не нравятся. Никакие личные или эмоциональные моменты на это влиять не могут и не должны.

— Не так давно на заседании общественной палаты Санкт-Петербурга вы жестко раскритиковали проект герасимовского культурного центра при Музее Достоевского в Кузнечном переулке. Наблюдатели восприняли эту критику через призму скандала вокруг Верховного суда.

— Это дело наблюдателей. Я высказал свой профессиональный взгляд на работу, и он не зависел от того, что проектировщиком был Герасимов.

Проект культурного центра при Музее Достоевского

— Сам Герасимов, кажется, принял вашу критику на личный счет. И в ответ намекнул, что вы не имеете права на оценку его творчества, поскольку ничего не построили в Петербурге.

— Ну зачем мы будем обсуждать чей-то переход на личности в процессе дискуссии? Это никакого отношения к делу не имеет, и обижаться тут неконструктивно.

— Давайте тогда о ваших домах. Вы спроектировали жилой комплекс для «Арсенал-недвижимости», который сейчас строится на проектной Плесецкой улице. Он в чем-то особенный для вас? Все-таки первый жилой комплекс в городе.

— Нет, не особенный. В Петербурге комплекс действительно первый, но в России в домах, спроектированных нами, живут десятки тысяч человек.

— Почему именно вам доверили проектирование?

— Очевидно, что заказчику захотелось здесь видеть именно такую архитектуру. Понятно, что, если обратиться к нам, вряд ли стоит ожидать какой-нибудь модернизм. Мы работаем с традиционной архитектурой.

— Расскажите об этом комплексе.

— Обычно, когда проектировщику дают задание создать архитектуру, он смотрит на окружение: на соседние дома, парки, градостроительную ситуацию. В случае с «Арсеналом» не было вообще никакого окружения. Был лес. Там нет даже дорог!

Рисовать пришлось с чистого листа. Мы выполнили дома в форме пятигранников с пятигранными дворами. Эта форма не просто геометрическая игра. Она, во-первых, позволила создать комфортное пространство, во-вторых, благодаря аркам на каждой из граней создать пять лучей-прострелов из двора, а в-третьих, уйти от того, чтобы жильцы смотрели в чужие окна.

Проект жилого комплекса на Плесецкой улице

— А стоило ли делать такие фасады в классике для спального района?

— Этот вопрос для меня удивительный. Почему мы считаем, что люди, для которых строят сейчас, недостойны хорошей архитектуры? Почему она не может быть традиционной?

Что такое вообще спальный район? В советское время к человеку относились как к элементу механизма. Утром его везли из дома на завод, вечером — с завода домой в спальный район и будто укладывали в ящички, как в библиотеке. Тогда человек и приучился к мысли, что существование в безобразном окружении естественно.

Разумеется, эта психология связана не только с моральной нищетой, но и с физической — у людей нет денег на квартиры в красивых домах. Когда я учился в университете, я, случалось, был голоден. Приходил в столовую, и первую тарелку съедал молниеносно — и не важно, что в ней было. Только на второй тарелке я начинал чувствовать вкус. Так же и с квартирами. После жизни в коммуналках важнее всего закрыть металлическую дверь за собой и осознать, что тебя никакой сосед не побеспокоит, не войдет в твою комнату, не начнет с тобой говорить о какой-нибудь ерунде. Вот когда этот этап человек пройдет, наверное, он перейдет на следующий — начнет думать о красоте.

— Часто слышу от читателей, что классическая архитектура не рассчитана на много этажей. Здесь — 12.

— Если мы говорим о здании, которое изначально построено в классической архитектуре пятиэтажным, тот же декор, разумеется, нельзя «растянуть» на 10-20 этажей. Но можно создать классический фасад на 20 этажей, и он будет вполне гармоничным.

В то же время, на мой взгляд, жилые кварталы в принципе редко должны быть такими высокими, как сейчас. Наиболее комфортная среда — это восемь этажей, плюс-минус. Лишь отдельные дома можно строить высокими.

— На Мебельной улице некоторое время назад появилась копия Воронцовского дворца. Вы как-то отмечали, что она неуместна. Почему?

— Здесь речь о механическом переносе существующего здания на новое место. Такой подход в принципе не может быть удачным.

Копия Воронцовского дворца на Мебельной улице

— А если бы это было творческое переосмысление? То есть такой дворец как будто XVIII—XIX веков, но не копирующий дословно аналоги.

— Есть усадьба Безбородко на Свердловской набережной. Сейчас она чужеродна в том контексте, в каком оказалась. Виноват в этом уж точно не архитектор усадьбы. Стоит ли чужеродные «дворцы» строить сейчас? Вряд ли.

— До революции копировали церкви. Скажем, есть копии церкви Милующей иконы Божией Матери.

— Но это же было не просто дословное копирование. Это были самостоятельные произведения на основе удачных оригинальных зданий.

— Кстати, про церкви. Как вам современная храмовая архитектура в нашей стране, в нашем городе?

— С одной стороны ее спасло то, что в советское время она не развивалась. Церковную архитектуру миновали все стадии развития советской архитектуры. Церквей в формах конструктивизма, сталинской архитектуры или хрущевской, брежневской не существует.

Опыт строительства церквей на сто лет остановился, в то время как по всему миру церкви оставались одним из востребованных типов зданий. Например, в Италии можно увидеть модернистские церкви середины XX века из бетона. Часто они страшноваты, а колокольня напоминает трубу котельной.

Когда у нас вновь разрешили строить церкви, духовенство было воспитано на дореволюционной архитектуре. Поэтому оно не хотело и не хочет новых веяний. Поэтому практически все новые храмовые здания именно такие.

Рождественский собор на Пискаревском проспекте

— Они хоть и похожи на старые храмы, но качество исполнения, пропорции, оформление явно не столь удачные.

— Качество просто чудовищное! Есть, конечно, неплохие примеры, но они довольно редки. Кстати, мне известны две современные церкви с прекрасным неовизантийским интерьером — одна в Москве, другая в Екатеринбурге. То есть постепенно современные мастера наверстывают упущенное.

Но поговорим не только про качество. До революции расположение храмов было градостроительно обосновано. Либо они появлялись вначале, а вокруг формировалась среда, либо одновременно со средой. На храм были ориентированы улицы, и храмы всегда становились доминантами местности. Сейчас же официально декларируется, что Церковь отделена от государства. В градостроительном контексте это особенно ощущается. Участки для церквей выделяются по остаточному принципу, выбираются те, которые ни на что не годятся. Вот и получаются случайные по архитектуре храмы на фоне высоток.

— Вы спроектировали строящийся собор на Долгоозерной улице. Там же тоже не на что было ориентироваться?

— А как можно ориентироваться на панельные дома, построенные в 1980-х годах? Это даже смешно.

Проект Свято-Духовского собора на Долгоозерной улице

— Этот собор расположился в зеленой зоне — на бульваре между двумя проезжими частями Долгоозерной улицы. Вы считаете, что это верное решение?

— Да, вполне. Наш собор выполнен как архитектурная составляющая парка. По этой причине еще перед началом проектирования я поставил заказчику условие: никакого забора, никаких дополнительных построек, никаких свечных заводиков. К стенам храма должен быть свободный подход. Ничего плохо в том, что на траве на фоне храма люди будут загорать, нет.

— Это реально?

— Если настоятель окажется вменяемым, конечно. Впрочем, гарантировать это трудно. Ведь хватило же идиотизма перегородить проход на колоннаду Казанского собора!

— Вменяемы ли люди, которые предлагают снести СКК на проспекте Юрия Гагарина ради новой ледовой арены для СКА? Как вы вообще относитесь к его архитектуре?

— Знаете, есть женщины красивые, а есть — интересные. Здание СКК, безусловно, интересное. Оно — хороший пример архитектуры своего времени. Подлость ситуации заключается в том, что СКК хотят снести за год до его сорокалетия — по закону 40-летним зданиям можно присвоить статус памятника, а 39-летним — нельзя.

Другой момент: сильно сомневаюсь, что в наше время на месте СКК могут построить что-то лучше. И представленный проект это явственно показал.

— Что-то, помимо СКК, из советских зданий, построенных после сталинского периода, стоит сохранить?

— Думаю, конечно, стоит. Были хорошие примеры. Но нужен внимательный анализ. В основном это удручающая архитектура, коробки.

— В советское время часто использовали словосочетания «ленинградская школа» или «московская школа» применительно к архитектуре. Нынешние проектировщики, например Михаил Мамошин, говорят, что и сейчас есть своя, петербургская архитектура. Что вы думаете?

— Может, до революции она и была. Но сейчас я ее не вижу.

— Ну и финальный вопрос. В интервью «Канонеру» владелец AAG Александр Завьялов рассказал о том, как он нашел для своего холдинга главного архитектора Степана Липгарта. Оказалось, что его посоветовали вы. Как это было? У вас есть архитектурный инкубатор, раз к вам обращаются?

— Завьялов пришел ко мне и предложил совместно с ним работать. Но задачи, которые он поставил, не показались интересными лично для меня. Но я увидел, что Завьялов действительно заинтересован в качественной архитектуре. Я вспомнил очень талантливого архитектора Степана Липгарта и предложил его Александру. Собственно, в этом нет ничего особенного — какой там инкубатор?

— Вам нравятся новые работы Липгарта?

— Я не все видел, но то, что он мне показывал, кажется вполне удачным.

Источники

править
 
Эта статья содержит материалы из статьи «Максим Атаянц: «Перекрывать проход на колоннаду Казанского — идиотизм»», опубликованной интернет-газетой «Канонер» (Kanoner.com) и распространяющейся на условиях лицензии Creative Commons Attribution 4.0 (CC BY 4.0) — при использовании необходимо указать автора, оригинальный источник со ссылкой и лицензию.
 
Creative Commons
 
Эта статья загружена автоматически ботом NewsBots в архив и ещё не проверялась редакторами Викиновостей.
Любой участник может оформить статью: добавить иллюстрации, викифицировать, заполнить шаблоны и добавить категории.
Любой редактор может снять этот шаблон после оформления и проверки.

Комментарии

Викиновости и Wikimedia Foundation не несут ответственности за любые материалы и точки зрения, находящиеся на странице и в разделе комментариев.