«Мне очень нравится военное ремесло». Штабс-капитан Константин Батюшков
24 января 2017 года
В феврале в «Редакции Елены Шубиной» выходит новая книга Захара Прилепина «Взвод. Офицеры и ополченцы русской литературы». На основе документов писатель раскрывает образы знакомых нам литераторов в необычном ракурсе - в образах военных: солдат, офицеров, ротмистеров, генералов. Творческая биография переплетается с биографией военной. «Ревизор.ru» публикует отрывок из главы, посвященной поэту и штабс-капитану Константину Батюшкову.
Как я люблю, товарищ мой,
Весны роскошной появленье
И в первый раз над муравой
Весёлых жаворонков пенье.
Но слаще мне среди полей
Увидеть первые биваки
И ждать беспечно у огней
С рассветом дня кровавой драки.
Это Батюшков. Такую лирику надо помещать в календари и буквари, как один из важнейших камертонов русской поэзии. В 1817 году Батюшков писал Жуковскому: “Какую жизнь я вёл для стихов! Три войны, все на коне и в мире на большой дороге”. ...А на портрете 1800-х — чистый ангел, лет ему чуть более десяти, глаза пронзительные: таким взглядом можно небольшие предметы двигать по столу. “Странный взгляд разбегающихся глаз”, — отмечала современница. На других портретах у него (и у его родных сестёр) — трогательные бровки домиком. Тонкий, красивый, “аристократический” нос.
Ещё одна современница описывала: “...Высокие плечи, впалая грудь, русые волосы, вьющиеся от природы, голубые глаза и томный взор. Оттенок меланхолии во всех чертах его лица соответствовал его бледности и мягкости его голоса, и это придавало всей его физиономии какое-то неуловимое выражение”.
Родился 29 мая (18 мая по старому стилю) 1787 года в Вологде. Отец — среднепоместный дворянин, губернский прокурор Николай Львович Батюшков, жена — Александра Григорьевна, урождённая Бердяева, из вологодских Бердяевых. Философ Николай Бердяев — её, а значит и Батюшкова, кровный родственник. Константин был четвёртым ребёнком в семье. Единственный мальчик — и три старших сестры; после него родилась ещё одна девочка.
По семейному преданию, родоначальником Батюшковых был татарский хан Батыш. Тема ордынских корней русских литераторов — доброе поле для работы далеко не только татарских историков: любой из народов, входивших в Орду, может претендовать на Державина или Дениса Давыдова. Поэтически обобщая, можно вывести воинственность русских поэтов из беспощадной ордынской крови.
Впрочем, если и отыщутся историками более-менее точные координаты ордынских пращуров Батюшковых, они будут весьма глубоки: ближайший известный предок поэта, Иван Михайлович Батюшков, уже в 1544 году участвовал в казанском походе Ивана Грозного, и татарином даже близко не был. Праправнук Ивана Михайловича — Иван Никитич Батюшков — на военной стезе отличился в Смутное время и был жалован владениями. Прадеды и прапрадеды Батюшкова воевали из века в век. Дед поэта, капитан Лев Андреевич Батюшков, участвовал в турецком, очаковском, хотинском, днестровском походах. Отец, Николай Львович, тоже отслужил своё и поручиком вышел в отставку.
Предки по линии Бердяевых тоже были, как правило, военными.
Крёстным отцом был генерал-поручик, кавалер Большого Владимирского креста П.Ф.Мезенцев.
Мальчишка был не самого лучшего здоровья, худощавый, роста невысокого. Волос тонкий, кость тонкая, голос слабый: в чём душа держится. Правда, возбудимый, горячий, восхищающийся, любопытный.
Мать умерла в 1795 году. Мальчику было семь лет; мать обожал всю жизнь — но сам признавался, что почти не помнил её.
Не помнил — и, наверное, к лучшему: дело в том, что у матери в какой-то момент появились признаки психического расстройства, в 1793 году муж отвёз её лечиться в Петербург — с тех пор Костя мать не видел ни разу. Вылечить её не смогли, она окончательно лишилась рассудка. Кризис длился год и семь месяцев, уход из жизни прошёл “с необычайным мучением” (цитируем прошение о помощи Павлу I от отца поэта).
Батюшковы жили на материнское наследство: 560 душ крепостных в Вологодской и Ярославской губерниях, и 200 — в Новгородской.
Воспитывал его по большей части дед Лев Андреевич, ему шёл уже седьмой десяток; старшие сёстры учились в петербургском пансионе, так что в дедовском имении — селе Даниловском — жил сам вдовый старик, да его челядь, да Костя, да самая младшая его сестра — Варя.
Кропотливый дед однажды составил опись своего имущества, и вот что удивляет: в сенях висели портреты Дмитрия Самозванца и Емельяна Пугачёва; забавно-с для русского дворянина — при таком пригляде из Батюшкова должен был декабрист получиться; но нет, мимо. Из книг у деда имелись: “Письменные оды Ломоносова”, “Житие Петра Великого”, “Опыт российской географии”, сочинения Марка Аврелия…
Грамоте Батюшкова тоже обучил дед.
В десятилетнем возрасте Батюшков уже писал вот такие письма: “Любезные сестрицы! Вы не можете себе представить, сколь я сожалею, что так долгое время не имел удовольствия получать от вас известия с новостями о вашем здоровии. Вчерашний день препроводил я очень весело у сестриц моих, которые в присутствии моём писали к вам письма с не весьма великим выговором, который подносят они вам за то, что вы к ним не пишете, может быть, что сей выговор возымеет своё действие и произведёт у вас желание повеселить нас вашим уведомлением”.
Каков галант.
Подросшего сына отец забрал в Санкт-Петербург. Четыре года тот учился в частном пансионе француза Жакино (а не в военном заведении, отметим) — набережная Невы, возле пятой линии Васильевского острова. В 1801 году перешёл в пансион итальянца Триполи.
С юности обожал итальянский язык (зная, естественно, и французский); а русский считал грубоватым: ш, щ, ы — буквы эти Батюшкова изводили своим звучанием. “Ший, щий, пры, тры? — О, варвары!” — писал много позже в ироническом раздражении.
Выучил самостоятельно латынь (пошёл в отца, самостоятельно выучившего французский) и читал Тибулла и Горация в оригинале.
В 1802 году учение завершилось — и начинается служба (без жалованья) при Департаменте министерства народного просвещения. Ему шестнадцать лет — обычный возраст в те времена для начала работы.
В 1803-м получает первый табельный чин: коллежский регистратор.
Следом трудится (спустя рукава, признаться) секретарём по Московскому университету у своего дядюшки — Михаила Никитича Муравьёва (1757—1807), большого умницы, поэта, педагога, просветителя и, естественно, бывшего военного.
Первые влюблённости (в любви Батюшков, скажем, забегая вперёд, удачлив не был), первые публикации стихов (в “Северном вестнике”), литературные знакомства, членство в “Вольном обществе любителей словесности, наук и художеств”. Общество появилось в 1801 году: русская литература стремительно, обвально готовилась к тому, чтоб в течение грядущего века нежданно стать одной из главнейших мировых литератур, чего предполагать не мог никто. Да и как это можно было предположить, если русское дворянство училось кое-как — а преподавали им бывшие французские кучера, лакеи, барабанщики, чёрт знает кто, выдававшие себя за гувернёров.
Батюшков вклинивается в литературные баталии, принимает сторону моднейшего Карамзина — против “регрессивного” адмирала Шишкова, пишет едкие сатиры; юность вообще склонна к сатире.
Близко сходится с Николаем Гнедичем — тоже поэтом, малороссом с Полтавщины; это, пожалуй, будет самая важная и трепетная дружба в жизни Батюшкова.
В 1807 году они задумали великое дело: Гнедич, знавший в совершенстве древнегреческий, собирался перевести “Илиаду” Гомера, а Батюшков, обожавший итальянский, — “Освобождённый Иерусалим” Торквато Тассо. В итоге Гнедич трудился над переводом до 1829 года, а Батюшков забросил работу уже в 1809-м, осилив только первую песню.
Это отлично характеризует Батюшкова и Гнедича.
Гнедич — сирота, несимпатичный, изъеденный оспой, с вытекшим от этой болезни в детстве глазом, склонный к патетике и строгий.
Батюшков — миловидный, то легкомысленный, то мятущийся, и если уж последовательный — то в другом.
Более всего — в следовании национальному родовому коду: войне.
Война назревала: в апреле 1805 года Россия и Великобритания заключили союзный договор, чтобы воевать против Франции.
16 ноября 1806 года Александр I объявил войну Франции и 30-го выпустил манифест о народном ополчении (милиции).
Губернии должны были поставить 612 тысяч ополченцев: рядовых из числа крестьян и мещан, и начальников небольших подразделений из числа дворян. Ополчение требовалось оттого, что шла война с Турцией, приходилось держать два фронта и армия надрывалась от перегрузок.
17 февраля 1807 года Батюшков пишет отцу: “...Падаю к ногам твоим, дражайший родитель, и прошу прощения за то, что учинил дело честное без твоего позволения и благословения, которое теперь от меня требует и Небо, и земля. Но что томить вас! Лучше объявить всё, и Всевышний длань свою прострёт на вас. Я должен оставить Петербург, не сказавшись вам, и отправиться со стрелками, чтоб их проводить до армии”.
Обманывал: его уже назначили сотенным начальником милицейского батальона — он собирался не “проводить стрелков до армии”, а на войну: этот самый двадцатилетний поэт, “кукольного”, как тогда говорили, телосложения.
Чтоб отец не воспротивился, в конце письма дописал: “...Поездку мою кратковременную отменить уже не можно: имя моё конфирмовано государем”.
Можно было б искать в решении Батюшкова семейную причину — в 1806 году отец женился второй раз; со старшими детьми, боготворившими покойную мать, случился раздор. Однако и процитированное выше преисполненное уважения письмо к отцу, и вся последующая жизнь Батюшкова — искавшего войны и шедшего всюду, где русского оружие проявляло себя, — говорят о другом.
В конце февраля Батюшков во главе роты отбыл из Петербурга.
В походе сдружился со своим ровесником — тоже ополченцем — Иваном Александровичем Петиным.
Петин учился вместе с поэтом Василием Жуковским в Московском университетском благородном пансионе, закончил Пажеский корпус, стал поручиком лейб-гвардии Егерского полка. Аристократ, меткий стрелок, высокой чести и редкого мужества человек, тоже поэт. Лицо одновременно изящное и грубое; носатый, гордый, взрывной.
С Петиным Батюшков пройдёт три войны. “Часто и кошелёк, и шалаш, и мысли, и надежды у нас были общие”, — напишет позднее.
“Мы идём, так говорят, прямо в лоб на французов. Дай Бог поскорее”, — когда скрывать уже нечего, признаётся Батюшков отцу в письме от 17 февраля 1807 года.
Гнедичу пишет: “Устал как собака”.
Ему же: “...Я чаю, твой Ахиллес пьяный столько вина и водки не пивал, как я походом”.
“Вообрази меня, едущего на Рыжаке по чистым полям, и я счастливее всех королей, ибо дорогою читаю Тасса или что подобное. Случалось, что раскричишься и со словом: “О доблесть дивная, о подвиги геройски!” — прямо набок и с лошади долой!”
Картинка и правда отличная.
“Хоть поход и весел, но тяжёл”.
По дороге заболел, остался в Риге, потом нагнал свою так ещё и не вступившую в войну армию.
Три месяца длился его путь до Пруссии — и вот наконец Батюшков в деле. Он в составе егерской бригады под командованием генерал-майора Николая Раевского в авангарде князя Петра Багратиона. Одна за другой происходят несколько стычек: под Браунсбергом, Вормдиттом, Гутштадтом.
Батюшков вдруг осознаёт, что, несмотря ни на что, кровь в нём берёт своё: он собран, чёток и хладнокровен, в перестрелках видит своих стрелков, воюющих в рассыпном бою, и способен ими руководить.
Под Гутштадтом осколком гранаты у Батюшкова сорвало султан с кивера.
Писал Гнедичу: “Смотри: гусары, уланы, драгуны ссорятся от безделья. Не проявить ли и мне подобную доблесть — не поколотить ли так, за здорово живёшь, своего хозяина-немца? Сорвать с него колпак, по щекам его… Впрочем… А ну как кофию не даст?!”
Солдатские шутки.
29 мая случилось сражение при Гейльсберге. Сначала солдаты Батюшкова участвовали в перестрелке. Потом получили приказ прекратить огонь: промчались казаки Платова и вступили в дело. Следом — новая атака: в дело вступила наполеоновская гвардия — огромные гренадеры, лучшие бойцы Европы, бесстрашные и наводящие ужас.
Стреляли тогда с близких расстояний — не более ста шагов. Свинцовый шарик калибром 17—20 мм буквально сшибал людей с ног и наносил страшные увечья. Перезаряжать ружья приходилось в виду противника, наблюдая, как он делает ровно то же самое.
Бойня длилась весь день. Батюшков дрался со своими стрелками на центральном редуте. Вечером, во время очередного рывка неприятеля, он был ранен.
Можно только предположить, что там происходило, но Батюшкова, как писал современник, “вынесли полумёртвого из груды убитых и раненых товарищей” (воспоминания А.С.Струдзы).
“Из груды”! Ужас там творился.
Ранены были все поголовно офицеры его батальона, и Петин тоже; один офицер убит; потери рядового состава оказались огромны.
Батюшкова ранило навылет в ногу.
В официальных документах отмечена “отменная храбрость” Батюшкова.
Гнедичу писал потом: “Стрелки были храбры, даже до остервенения. Кто бы мог подумать?” Вот так: шли-шли русские мужики, ополченцы, никогда ранее в большинстве своём не воевавшие, — и вдруг преобразились.
Батюшкова доставляют в юрбургский госпиталь. На тряской телеге едва не подыхал от боли.
Да оживлю теперь я в памяти своей
Сию ужасную минуту,
Когда, болезнь вкушая люту
И видя сто смертей,
Боялся умереть не в родине моей!
Но небо, вняв моим молениям усердным,
Взглянуло оком милосердным...
(“Воспоминание”)
И вот иллюстрация к нравам той поры. К русским раненым офицерам в госпиталь зашли раненые французские офицеры — тогда это было в порядке вещей.
Тут явился Петин на костылях и велел французам выйти вон.
Русские офицеры опешили: как же так, а гостеприимство?
Покрасневший от бешенства Петин в ответ (цитируем воспоминания Батюшкова): “Были ли вы на Немане у переправы?” — “Нет.” — “...Весь берег покрыт ранеными; множество русских валяется на сыром песку, на дожде, многие товарищи умирают без помощи, ибо все дома наполнены; итак, не лучше ли призвать сюда воинов, которые изувечены с нами в одних рядах? Не лучше ли накормить русского, который умирает с голоду, нежели угощать этих ненавистных самохвалов? — спрашиваю вас? Что же вы молчите?”
В дворянстве, надо признать, сословная солидарность на тот момент превышала национальную. Но Петину перечить никто не посмел.
Батюшков и спустя годы с благодарностью удивлялся поступку друга. Но это ведь значит, что, пока Петин скандал не устроил, самому Батюшкову в голову такие простые вещи даже не приходили.
Из госпиталя Батюшков добрался в Ригу. Гнедичу пишет оттуда: “Помнишь ли того, между прочим, гвардейского офицера, которого мы видели в ресторации, молодца? Он убит”.
Готовый рассказ из двух предложений.
В Риге Батюшкова поселил у себя немецкий негоциант — купец Мюгель. Семья окружила заботой русского офицера, музицировали для него вечерами.
Вроде бы, по косвенным данным, у Батюшкова случился роман с дочкой Мюгеля.
Представьте себе: молодой поэт, раненный в ногу, герой. Выходят гулять — он на костылях: цветы, деревья, томительное летнее тепло.
Целовались (один костыль пришлось отставить, чтоб обнять её за талию — костыль сполз по стене, громко упал, смех, смущение), пообещал вернуться. Она сказала ему: “Люблю”.
Кажется, её звали Эмилия — в стихах Батюшкова она выведена под этим именем.
При расставании все плакали. Мать девушки явно была не против, чтоб та вышла замуж за русского дворянина.
...
Похоже, он всё-таки её соблазнил.
Но дома Батюшкова захватили иные дела.
Источники править
Любой участник может оформить статью: добавить иллюстрации, викифицировать, заполнить шаблоны и добавить категории.
Любой редактор может снять этот шаблон после оформления и проверки.
Комментарии
Если вы хотите сообщить о проблеме в статье (например, фактическая ошибка и т. д.), пожалуйста, используйте обычную страницу обсуждения.
Комментарии на этой странице могут не соответствовать политике нейтральной точки зрения, однако, пожалуйста, придерживайтесь темы и попытайтесь избежать брани, оскорбительных или подстрекательных комментариев. Попробуйте написать такие комментарии, которые заставят задуматься, будут проницательными или спорными. Цивилизованная дискуссия и вежливый спор делают страницу комментариев дружелюбным местом. Пожалуйста, подумайте об этом.
Несколько советов по оформлению реплик:
- Новые темы начинайте, пожалуйста, снизу.
- Используйте символ звёздочки «*» в начале строки для начала новой темы. Далее пишите свой текст.
- Для ответа в начале строки укажите на одну звёздочку больше, чем в предыдущей реплике.
- Пожалуйста, подписывайте все свои сообщения, используя четыре тильды (~~~~). При предварительном просмотре и сохранении они будут автоматически заменены на ваше имя и дату.
Обращаем ваше внимание, что комментарии не предназначены для размещения ссылок на внешние ресурсы не по теме статьи, которые могут быть удалены или скрыты любым участником. Тем не менее, на странице комментариев вы можете сообщить о статьях в СМИ, которые ссылаются на эту заметку, а также о её обсуждении на сторонних ресурсах.
