«Пахита»: шик и немое кино

25 февраля 2018 года

Идея старой–новой «Пахиты» пришла в голову петербургскому хореографу Сергею Вихареву и культурологу Павлу Гершензону – тем самым, кто впервые пробудил в России интерес к реконструкциям старинных балетов в максимально приближенном к оригиналу виде. Но, посвятив этому делу многие годы, они решили отказаться от такого способа и перейти к иному – к сочетанию тщательного (насколько возможно) воспроизведения подлинного хореографического текста с инновационным театральным «жестом».

Идея нашла понимание у дирекции Екатеринбургского театра, и Вихарев приступил к постановке, но скоропостижно скончался, успев поставить танцы первого действия. Спектакль — большей частью — сделал художественный руководитель балетной труппы Вячеслав Самодуров.

Понятно, что не они первые, кто, так или иначе, осовременивает балетную классику. Хрестоматийный пример ( но далеко не единственный) — «Жизель» Матса Эка. О его угловатом, казалось бы, совсем анти-романтическом спектакле говорили, что он, быть может, проясняет изначальные смыслы балета больше, чем оригинал — старинная романтическая «Жизель». Точно так же — по вскрытым и разработанным смыслам — получилось у уральской команды. Притом что способ работы тут совсем иной: если Эк ставил полностью новый балет, то Самодуров сочетает новую лексику со старыми танцами. Они восстановлены по дореволюционным записям, сделанным режиссером Мариинского театра Николаем Сергеевым и ныне хранящимся в библиотеке Гарвардского университета.

Собственно говоря, именно уцелевшие фрагменты хореографии Петипа , прежде всего — финальное Гран па, и есть причина обращения к «Пахите». Поскольку все остальное, начиная с непритязательной музычки Дельдевеза с Пуни и кончая опереточным либретто, постановочная команда объявила объектом насмешек. Не совсем, правда, ясно, почему классическая «Пахита» им так не полюбилась. На взгляд автора этих строк, именно вопиющая, тотальная водевильность (а большинство сюжетов старых балетов — чистый водевиль) и есть сугубое достоинство этой вещи. Чистота жанра, как он есть (на языке искусствоведения — примат зрелищности над содержательностью) и весьма забавная условность. А также отдых для перегруженного рефлексией ума.

Впрочем, уральские игры с классикой не пошли поперек чистоты и условности. Наоборот, они выявили забавную природу «Пахиты» во всей полноте. В конце концов, и сам Мариус Иванович любил перекраивать предшественников, хотя и без насмешки. Именно он, вдохновившись парижской премьерой «Пахиты» 1846 года, через год поставил балет с таким названием в Петербурге. А в 1881 году взялся за «Пахиту» еще раз, добавив в новую редакцию новые танцы, в том числе Гран па. В этом бессюжетном царстве чистого танца находит отдохновение криминальная мелодрама о дочери знатных родителей, в детстве похищенной цыганами. В таборе подросшей девице неймется, поскольку она чувствует, что рождена для другой жизни. А дальше — любовь с заезжим французом-военным, злобные козни врагов, в том числе главы цыган, влюбленного в красавицу, счастливое избавление от опасности — и счастливейшее воссоединение с утраченной семьей. Ну, и бравый француз как будущий муж, конечно. Сие великолепие, создателям новой «Пахиты» вставшее поперек горла, толкнуло их на собственные проделки и переделки.

Начать с того, что музыку — по мотивам оригинала — заказали петербургскому композитору Юрию Красавину. А он работал без внутренних преград. В результате прежнее простейшее звучание обогатилось пятью ударными инструментами, аккордеоном, ксилофоном, трубой и бог знает чем еще. Не говоря уже о фыркающей иронии, пронизывающей партитуру.

Долголетие и актуальность балета во времени (по принципу «классика — наше всё») символически переданы в трех эпохах действия. Действие теперь происходит не только в Испании начала 19 века. Хотя испанская часть, с ее декоративным танцем кордебалета с плащами и технически сложным Па-де-труа, поначалу вводит в заблуждение: всё так традиционно. Ну. разве что мужские танцы с этими самыми плащами, отданы мужчинам, а не женщинам, как — для пущей пикантности — было в старинной версии. И если б не черные пуанты и желтые «пачки» на женском кордебалете, вперемежку с откровенным варьете в оркестре, мы бы и купились. Правда, телесный оттенок танца тоже слегка ироничен, но это еще нужно разглядеть, поскольку не педалируется: хотя девушки и гарцуют, как дрессированные лошадки, хореограф демонстрирует хороший вкус в послании «вот вам ваши любимые старые балеты». Это послание прочитывалось бы еще четче, если б труппа поголовно осознала, насколько важна тут острая, безукоризненная техника. Как код к прочтению и как знак эффектного стиля.

Вторая эпоха — через сто лет после первой, 20-е годы прошлого столетия, эпоха черно-белого немого кино, в эстетике которого решены пантомимные мизансцены. Смесь немецкого экспрессионизма в духе Фрица Ланга и мелодрама «киношки с участием Рудольфо Валентино» рождает презабавнейшую смесь, в которой явлено сходство типологии «киношных» и балетных жестов. В этой гротескной картинке Пахита спасает любимого офицера от бандитского нападения в комнате из времени конструктивизма, и под звуки таперского рояля, стоящего на авансцене, а титры — реплики сверкают на задней стенке.

Третья эпоха — наши дни, в буфете некого театра, когда после бурного закулисного выяснения отношений и наказания виновных Пахита с криком «папа!» узнает в теленовостях отца. А труппа, как ни в чем не бывало, с улыбочками, танцует Гран па. Работа у них такая.

Мир вещей вокруг героев (художник по костюмам Альона Пикалова) меняется соответственно. То есть треуголки с плюмажами и шпаги с мантильями сменяются сигаретой в зубах «женщины-вамп» и военной фуражкой, а в буфетном финале —балетными гетрами и разнообразными одеждами наших дней. При этом сценограф Елена Зайцева решает декорации в сером цвете, они похожи на тонко процарапанный офорт. Такая историческая дымка, на фоне которой яркие сочетания цветов в костюмах смотрятся уместно.

Удивила — в хорошем смысле — японская прима труппы Мики Нисигути (Пахита). Все привыкли к нее неизменному фарфоровому изяществу. А тут, после чисто проделанных балетных па в первом акте и невинного кокетства там же, во втором действии перед нами явилась оторва. Ее партнер Алексей Селивёрстов, красиво протанцевавший единственную вариацию, тоже был силен в мимической игре. Впрочем, как и вся труппа, показавшая высокий градус театральности.

Финальное Гран па, по традиции вольно собранное из вариаций, вытащенных из разных балетов, вместило в себя и танец служанки из «Дочери фараона», и фрагмент балетов «Талисман» и «Царь Кандавл», и бодрый галопчик женской восьмерки. Поэзия должна быть глуповата, говорил Пушкин, писавший известно какие прекрасные стихи. Когда Гран па начинается, на сцене высвечивается шекспировская цитата из «Макбета» — про жизнь как сказку, рассказанную глупцом, когда треска много, а смысла мало. Видно, не доверяют авторы балета публике: не прочтет она послание через театр, нужно еще словами вбить. А между тем всё ясно. Когда в музыке Красавина звучит жестокий романс. Когда Пахита, ставшая светской дамой, танцует под бубен в оркестре, напоминающий о ее простонародном прошлом. Когда корифейки в Гран па искусно демонстрируют декоративный шик. И победно выстреливают ногами в коллективном со-де-баске, прародителе канкана.

Источники

править
 
 
Creative Commons
Эта статья содержит материалы из статьи ««Пахита»: шик и немое кино», автор: Майя Крылова, опубликованной Ревизор.ру и распространяющейся на условиях лицензии Creative Commons Attribution 4.0 International (CC BY 4.0) — указание автора, оригинальный источник и лицензию.
 
Эта статья загружена автоматически ботом NewsBots в архив и ещё не проверялась редакторами Викиновостей.
Любой участник может оформить статью: добавить иллюстрации, викифицировать, заполнить шаблоны и добавить категории.
Любой редактор может снять этот шаблон после оформления и проверки.

Комментарии

Викиновости и Wikimedia Foundation не несут ответственности за любые материалы и точки зрения, находящиеся на странице и в разделе комментариев.