Август 1991-го в Москве: путч и его провал глазами американцев
19 августа 2021 года
30 лет назад автор этого текста стоял перед домом российского Верховного Cовета в Москве – «Белого дома» – и видел, как потоки людей шли к зданию российской власти, чтобы защитить его от путчистов. Дни августовской попытки переворота в 1991 году были в жизни многих москвичей, вероятно, моментом, когда их гражданское самосознание достигло пика. Рядом с москвичами были и иностранные корреспонденты – они видели, что история творится у них на глазах, и старались не пропустить ничего важного.
Москва в те дни была главным городом для журналистов всего мира, и многие из тех, кому пришлось тогда освещать исторические события в столице СССР, сейчас вспоминают об этом, как об одном из самых светлых моментов в своей жизни – это был момент победы молодой и вдохновенной демократии над партийными аппаратчиками с трясущимися от страха руками.
Кэри Голдберг: путч для меня был абсолютным шоком
Шеф бюро агентства Bloomberg в Бостоне Кэри Голдберг (Carey Goldberg) была в 1991 году корреспондентом газеты Los Angeles Times в Москве. Она рассказывает в интервью Русской службе «Голоса Америки», что переворот застал ее в командировке:
«Мы были в Находке, делали репортаж, и нужно было срочно вернуться в Москву. В самой Находке – при том, что мы просто приехали написать что-то про регион – с нами все моментально перестали общаться, стараясь дистанцироваться от американских журналистов, им было непонятно, можно с нами общаться при новой власти или нет. Я сидела в самолете, а впереди меня сидел военный, советский офицер, который читал газету «Правда», где были все постановления ГКЧП, с ручкой в руках – он сразу же отмечал важное для него. Похоже, он пытался понять главное про новые порядки».
Кэри Голдберг хорошо владела русским, но, по ее словам, этого было недостаточно, чтобы быть полностью в курсе происходящего: «Путч для меня был абсолютным шоком. Мы знали, что существовала мощная оппозиция Горбачеву, как в обществе, так и среди партийной “старой гвардии”, но с журналистской точки зрения описывать это было довольно сложно. Когда мы говорили редакторам, что Горбачев не популярен внутри страны, нам отвечали: «Горбачев жутко популярен здесь, на Западе, публика его любит, и вы не можете ожидать от читателей, что они смогут удержать в голове несколько линий сюжета в рассказе про такую далекую страну, как СССР».
«Также было довольно трудно получить информацию о том, что происходит в советских коридорах власти, несмотря на всю ту открытость, которая пришла с перестройкой – особенно для иностранных корреспондентов. Нам были недоступны детали, которые, возможно, навели бы нас на мысль о том, что намечается попытка смещения Горбачева», – рассказывает журналистка.
Кэри Голдберг вспоминает, что из ее знакомых москвичей перевороту не обрадовался никто: «Никто из моих друзей-россиян не был в восторге от того, что путч произошел. Все вокруг пытались как-то найти свое место в драматически меняющейся ситуации, и тут стоит вспомнить о том, что даже с хлебом были перебои, а политические реформы, которые были обещаны, ни для кого не были понятными. Путч добавил к этому всему еще более сильное ощущение незащищенности».
Для других людей это была настоящая жизненная драма: «Я также видела людей, которые на самом деле верили в то, что коммунизм, коммунистическая идея была средством достижения чего-то лучшего для людей, они были “хорошими коммунистами”, и вдруг вся эта схема, вся эта постройка в один день обвалилась. Они растерянно спрашивали себя и других: “Постойте, мы же всю жизнь думали, что быть коммунистом – это правильно и хорошо, мы не делали плохого”. Они явно стали жертвами истории, это часто выглядело очень печально».
И тем не менее, говорит Кэри Голдберг, даже среди старшего поколения советских людей шаги ГКЧП вызвали возмущение: «Я помню, как разговаривала с пожилыми женщинами, которые шли к московскому “Белому дому” продемонстрировать свое неприятие ГКЧП, которое они называли “быдлом” - в поношенных ботинках и кофтах. Они были в абсолютном негодовании и хотели, чтобы жизнь двигалась вперед и улучшалась. То есть, в оппозиции к ГКЧП были самые разные люди, это настроение распространялось на все слои общества».
Тектонические сдвиги происходили прямо на глазах американской журналистки, и она хорошо это понимала: «Был один момент, который я запомнила и описала в одной из своих статей: когда Горбачев уже вернулся в Москву, и они вместе с Ельциным были на сцене какого-то заседания, в Кремле или “Белом доме”, не помню – Горбачев хотел что-то сказать, и Ельцин практически отнял у него микрофон. Это был очень ясный признак того, в какую сторону поменялась власть, кто теперь в доме хозяин».
Грегори Файфер: после провала путча наступила эйфория
Грегори Файфер (Gregory Feifer), исполнительный директор вашингтонского Института современных мировых проблем и бывший корреспондент Национального общественного радио США (NPR) в Москве, в августе 1991 года был в СССР студентом, только начинавшим свою карьеру в журналистике. 19 августа он вместе со своим другом, оператором российского телевидения, оказался в Вильнюсе – столице Литвы, которая стремилась к независимости от СССР, и в том же году уже столкнулась с силовым подавлением этого стремления по приказу из Москвы.
«Мы только приехали в Вильнюс ранним утром, и город был совершенно пустой – не из-за путча, а просто потому, что было 6 утра. Пытались найти что-нибудь поесть – все закрыто. Спросили водителя грузовика, открыто ли что-нибудь, а он нам говорит: “Вы знаете, что в Москве путч?”. Мы думали, он нас разыгрывает: мы же говорили по-русски, а к русским в это время в Литве относились не слишком хорошо по понятным причинам. Вернулись на вокзал, чтобы спросить про обратные билеты в Москву, а билетов нет вообще. Мы все-таки сумели умилостивить проводника в одном поезде, и он нас пустил в спальное купе поезда до Санкт-Петербурга, тогда еще Ленинграда. Поезд, кстати, оказался пустым», – рассказывает Грегори Файфер.
Оказавшись на второй день путча в Ленинграде, студент-американец был поражен тем, как много людей вышло протестовать против действий ГКЧП: «20 августа мы присоединились к маршу протеста, который шел по Невскому проспекту, и вокруг царило какое-то приподнятое настроение, вполне оптимистичное. В Ленинграде были свои перестроечные силы в руководстве, в первую очередь, мэр Анатолий Собчак, и было ясное чувство сопротивления замыслу тех, кто устроил переворот».
По словам журналиста, его ощущения от происходящего разнились с тем, как воспринимали события его друзья – советские граждане: «Я, живший в Москве недолгое время, но уже видевший признаки перемен – иностранные машины на улицах, газеты, политические дискуссии – задавался вопросом, как этот путч вообще возможен, ведь страна достаточно сильно продвинулась к демократии. Однако мой друг, работавший на РТР, и другие россияне, которых я знал, опасались, что события начнут развиваться в сторону ухудшения, что путчисты могут победить».
Приехав к утру 21 августа в Москву, Грегори Файфер узнал, что ночью недалеко от посольства США погибли люди:
«Мы сильно помрачнели, конечно, и погода была под стать – моросящий дождь и темные облака. Мы добрались до “Белого дома”, и у нас были очень противоречивые ощущения: с одной стороны, чудесно, что столько людей вышли на его защиту, с другой – ясно виделось, что эти баррикады, которые там построили, никак никого не защитят в случае настоящей атаки. Мы стали всерьез опасаться того, что путч может победить: я видел людей около Манежной площади, против которых стоял кордон военнослужащих, и не было никакого понимания того, что может произойти. Люди обступали тех, у кого было радио, все слушали новости».
Когда стало известно, что путчисты поехали к Михаилу Горбачеву, заблокированному в Форосе, то наступила эйфория, вспоминает Грегори Файфер:
«Еще и погода прояснилась, и это была абсолютно четкая в своем историческом значении сцена: конец авторитарной империи и ощущение свободы. Понятно, что это не о моей свободе речь – я, в конце концов, был гостем, американцем, и в конце лета собирался возвращаться в США, – но люди вокруг меня как будто сбросили с себя цепи. То, как в ту ночь веселились люди, я запомнил на всю жизнь».
Репортер Русской Службы «Голоса Америки» в Москве. Сотрудничает с «Голосом Америки» с 2012 года. Долгое время работал корреспондентом и ведущим программ на Русской службе Би-Би-Си и «Радио Свобода». Специализация - международные отношения, политика и законодательство, права человека.
Источники
править
Любой участник может оформить статью: добавить иллюстрации, викифицировать, заполнить шаблоны и добавить категории.
Любой редактор может снять этот шаблон после оформления и проверки.
Комментарии
Если вы хотите сообщить о проблеме в статье (например, фактическая ошибка и т. д.), пожалуйста, используйте обычную страницу обсуждения.
Комментарии на этой странице могут не соответствовать политике нейтральной точки зрения, однако, пожалуйста, придерживайтесь темы и попытайтесь избежать брани, оскорбительных или подстрекательных комментариев. Попробуйте написать такие комментарии, которые заставят задуматься, будут проницательными или спорными. Цивилизованная дискуссия и вежливый спор делают страницу комментариев дружелюбным местом. Пожалуйста, подумайте об этом.
Несколько советов по оформлению реплик:
- Новые темы начинайте, пожалуйста, снизу.
- Используйте символ звёздочки «*» в начале строки для начала новой темы. Далее пишите свой текст.
- Для ответа в начале строки укажите на одну звёздочку больше, чем в предыдущей реплике.
- Пожалуйста, подписывайте все свои сообщения, используя четыре тильды (~~~~). При предварительном просмотре и сохранении они будут автоматически заменены на ваше имя и дату.
Обращаем ваше внимание, что комментарии не предназначены для размещения ссылок на внешние ресурсы не по теме статьи, которые могут быть удалены или скрыты любым участником. Тем не менее, на странице комментариев вы можете сообщить о статьях в СМИ, которые ссылаются на эту заметку, а также о её обсуждении на сторонних ресурсах.
