Александр Каневский: «Обиды стараюсь забыть… Радость и благодарность за счастливую жизнь перевешивают»
3 июня 2021 года
Александр Семенович Каневский - известный писатель-юморист, который много лет живет в Израиле. Он родился в Киеве, там начались его первые писательские пробы пера. Затем, став всесоюзным сатириком, вместе с семьей перебрался в Москву. Написал множество интермедий и эстрадных пьес для таких популярных в шестидесятые–семидесятые годы персонажей, как Тарапунька и Штепсель; их выступления собирали в свое время тысячные залы. Еще Каневский – один из авторов сценариев передачи «Кабачок «13 стульев», автор многих сценариев для киножурнала «Фитиль» и автор более десятка потрясающих книг, которые издаются огромными тиражами по всему миру. Недавно Александр Семенович отпраздновал свой День рождения. В связи с этой датой о своем детстве, юности и профессиональном становлении рассказал Александр Семенович «Ревизор.ru». Поведал также писатель чем занимается сегодня и какие книги вышли за последние годы.
Александр Семенович, многие люди, когда их спрашивают о детстве, о нем не помнят и не могут рассказать. А вы помните свое детство?
Как это не странно звучит, я многое помню. Когда нянечка Киевского родильного дома первый раз вынесла меня в приемный покой, чтобы показать родственникам, моя экзальтированная тетя издала такой крик, что младенцы, которые только — только появились на свет, с перепугу нырнули обратно. Мою тетю можно было понять: у меня были огромные круглые глаза, которые занимали половину лица и никогда не закрывались, даже во сне, потому что на такие глаза никаких век не хватало.
Это воспоминание моих родителей. Мои же воспоминания начинаются с улицы Горовица (ныне Большая Житомирская). В нашем доме была коридорная система: на каждом этаже — длинный коридор, вдоль которого, справа и слева, открывались и закрывались двери, ведущие в маленькие или большие комнаты. В каждой комнате жила одна, а то и две семьи. В конце коридора был туалет и общая кухня, в которой шипели друг на друга десятки примусов. На них жарились, варились, парились котлеты, борщи и компоты. Кухня была местом встреч, бесед, скандалов и объятий — этакое новгородское вече.
Мама до замужества училась в Киевской консерватории по классу рояля, подавала большие надежды. Оканчивая второй курс, познакомилась с папой, который был старше ее на десять лет, элегантный, преуспевающий, умеющий красиво ухаживать. Каждый вечер концерты, спектакли, рестораны... Девятнадцатилетняя мама была покорена, состоялась свадьба. Мама бросила консерваторию и уехала с папой на Кавказ, где он тогда работал. Медовый месяц превратился в медовый квартал, среди гулянок зародился я. Беременная мама вернулась в Киев, где и произвела меня на свет.
Характеры моих родителей были полярно противоположны. Папа любил стабильность, мама не могла жить без перемен. Она очень верила в меня и Леню и поддерживала нас во всех начинаниях, даже самых авантюрных, преодолевая папин скептицизм. Но в одном они были похожи: оба обожали застолья. Папа долго жил на Кавказе и имел там много друзей. Я помню постоянно раздвинутый стол, за которым сидят усатые черноволосые мужчины, пьют вино, поют красивые песни и с криками «Асса!» танцуют лезгинку.
Папа работал в трех местах и зарабатывал довольно много, но это — для нормальной семьи. А при нашем образе жизни, конечно, денег не хватало. Тогда мама брала свою, по тем временам супермодную, котиковую шубу, несла ее в ломбард, получала деньги, и гулянки продолжались. Когда папа приносил очередную зарплату, мама шла в ломбард и выкупала шубу. Шуба-кормилица циркулировала из ломбарда домой и обратно в ломбард — там ее уже знали, ждали и встречали как дорогую гостью.
Когда меня, уже взрослого, спрашивали: «Как ты не устаешь каждый вечер принимать гостей?». Я отвечал: «У меня очень загульные гены…"
Ваш брат Леонид родился перед войной?
Да, за два года до начала бомбёжек. Спасаясь от них, мама с нами двинулась в Сибирь, через всю страну, с бесконечным количеством пересадок, ночевками на вокзалах, с многочасовыми стояниями в очередях за билетами. Конечно, ни о каких излишествах не могло быть и речи. Если случалась какая-нибудь похлёбка, мы вылизывали миски до блеска, надо было накушаться, завтра еды могло уже и не быть. По сей день, как бы я не был сыт, я не оставляю ничего на тарелке: эта привычка есть «под облиз» сохранилась у меня, с тех военных лет. И ещё — гнетущее воспоминание о вокзалах, на которых сотни усталых измученных женщин, стариков и детей спали на полу, дремали на чемоданах в ожидании проходящего поезда. Когда ночью вдруг раздавался пронзительный гудок паровоза, все вскакивали, хватали детей, тюки, чемоданы и неслись на перрон, расталкивая друг друга. С тех пор, когда привокзальную ночь пронзает гудок, у меня мурашки бегут по спине. Как-то на телевидении меня спросили, помню ли я войну — я ответил: она у меня в позвоночнике.
Александр Семенович, у вас замечательная семья. Дети, внуки, жена Майя, которая прожила с вами долгие годы и во всем вас поддерживала. А как начинался роман, как вы поняли, что это ваша судьба?
Мы познакомились на одной веселой вечеринке, за столом все шумели, перебивали друг друга. Майя вела себя сдержаннее других, поэтому я ее сразу и не заметил, хотя она была очень привлекательна: русые волосы, сероголубые глаза — два маленьких озерца доброты. И ещё: у неё была удивительная улыбка, которая, в буквальном смысле, освещала, согревала и снимала напряжение. Мы танцевали, потом уже сидели рядом, я ее веселил, она смеялась, проводил домой, записал телефон, и мы стали встречаться.
Она никогда ничего не требовала, не ставила никаких условий, подкупала своей чистотой и доверчивостью, терпеливо ждала долгие годы, когда я, наконец, остепенюсь. У нее было тяжелое детство, трудная жизнь, и я не переставал задавать себе вопрос, откуда в ней столько необъятной доброты, терпения? С детства она была запрограммирована на самоотдачу. В их доме жили одинокие старушки, сыновья которых не вернулись с войны — она знала их всех, будучи десятилетним ребёнком, навещала, ухаживала за ними, когда отключали воду (а это случалось довольно часто), таскала им полные ведра на любой этаж.
По молодости лет я не понимал, какой мне достался подарок судьбы, мало ценил это, о чем впоследствии горько пожалел. Только лет в сорок я осознал, что уже - муж, в пятьдесят — почувствовал ответственность отцовства, и лет в шестьдесят радость от общения с внуками. Но получил я все это — намного позже, поэтому долгое время был плохим отцом, плохим мужем, плохим дедом… И до сих пор не могу себя простить за это!
У вас была успешная творческая карьера, в соавторстве с Робертом Виккерсом вы писали очень смешные миниатюры для Таррапуньки и Штепселя (Народные артисты Украины Юрий Тимошенко и Ефим Березин). Как все начиналось, были трудности?
Это было начало нашей литературной деятельности. В те годы мы с Робертом Виккерсом много писали для эстрады, заказы шли от филармоний, коллективов, актеров. Это не нравилось украинским идеологам, и филармонии получали указания от Министерства Культуры и от партийных органов, приглашать «национальных» авторов. А иногда (такое было несколько раз), «спускались» негласные директивы: произведения Р. Виккерса и А. Каневского — изъять из репертуара. Но бороться с нами уже было трудно (Как высказался один из деятелей Министерства Культуры Украины: «Мы пропустили момент их прихлопнуть») — заказы шли из Москвы, Ленинграда, Риги, Таллина, Волгограда… Да и украинские артисты, правдами и неправдами, протаскивали наши монологи и миниатюры. Эстрада всегда нуждалась в успехе, потому что существовала на самоокупаемости, без дотаций, и руководству концертных организаций было безразлично, кто написал — важно, чтобы репертуар нравился зрителям, и они голосовали рублём.
Но наша полуразрешенная деятельность в Украине только тогда стала официально признанной, когда началось сотрудничество с Тарапунькой и Штепселем. Они готовили для украинской декады в Москве театрализованное представление «Везли эстраду на декаду». Нам заказали «героический» монолог о войне для артиста Константина Яницкого, участвовавшего в этом представлении. И мы воодушевленно, за два дня, написали монолог, точнее короткую монопьесу «Они не придут!». Когда я прочитал её в кабинете директора «Укрконцерта», где проходил худсовет, настала тишина, на глазах у многих блестели слезы. Тишина продолжалась, наверное, с полминуты, первым прервал ее Юрий Тимошенко: «Хлопцы, это здорово!» И тогда все зааплодировали, что не принято на худсоветах.
Сразу после декады Тимошенко и Березин предложили нам писать сценарий следующего спектакля. Совместная работа переросла в дружбу, продолжавшуюся более двадцати лет, до ухода артистов из жизни.
В Прибалтике. Фото: из семейного архива А. Каневского
Сегодня этих артистов уже мало кто помнит, расскажите о них чуть подробнее.
Популярность Тимошенко и Березина была поистине всенародной. С ними здоровались на улицах, приглашали в гости, штурмовали концертные залы, в которых они выступали. В детских садиках малыши распевали:
До-ре-ми-фа-соль-ляси
Ехал Штепсель на такси,
Тарапунька прицепился
И бесплатно прокатился.
Им присылали бракованные изделия («Покритикуйте бракоделов!»), умоляли помочь вернуть мужа, который ушёл к соседке Дашке («Вас он послушает!»), требовали «выдать» зарвавшемуся президенту Америки («Как вы умеете!»).
Приходили телеграммы с трогательно-наивным адресом: «Москва, Кремль, Тарапуньке и Штепселю». И самое забавное — эти телеграммы доходили до адресатов.
Их дружба была уникальной: пятьдесят лет вместе, и в жизни, и на эстраде. Оба окончили Киевский Театральный институт, оба прошли всю войну, от Киева до Берлина. Вернувшись, поехали в Москву на Всесоюзный Конкурс Артистов Эстрады, стали Лауреатами, победно зашагали от успеха к успеху и до конца творческого и жизненного пути уже не расставались. Причём, это при полярно противоположных характерах: Тимошенко — взрывной, увлекающийся, рискующий, неуправляемый и непредсказуемый, большой ребёнок, любимым блюдом которого были бублики с молоком. Березин — спокойный, сдержанный, мудрый и рассудительный, преданный муж и заботливый отец, напрочь избегающий авантюр. Тимошенко, если кем-то или чем-то увлекался, то бурно, стремительно, без удержу: американскими детективами (для этого запойно учил английский, днём и ночью, и выучил за три месяца), женщинами (не было ни одного злачного места в Киеве, где бы он в молодости не побывал), марками (мог бросить все дела и лететь в Иркутск за каким-нибудь раритетом)…
Что касается Ефима Березина, то всё свободное время он посвящал заботе о родственниках. Утёсов когда-то сказал: «Одесситы считают меня Одесским консулом в Москве». А родственники Березина считали его представительным и полномочным послом в Киеве. Родственники исчислялись легионами: половина Одессы и четверть Кишинёва. Кому-то не давали квартиру, кого-то уволили с работы, кого-то не приняли в институт, кому-то досталось не то место на кладбище… С утра до вечера Березин звонил, писал письма, ходил на приёмы к министрам — выполнял задания родичей. Но больше всего он, любящий еврейский сын, заботился о папе и маме. Избалованные его вниманием, они были очень требовательны, иногда до комического.
Они оба биологически чувствовали смешное, их программы были насыщены юмором, но им все время казалось мало, они требовали еще и еще, выжимая из нас с Робертом максимум.
Работа с ними — была для меня великой школой, она научила предельной краткости, точному диалогу, парадоксальному мышлению, что необходима для создания комедийных спектаклей. Все это я отобразил в своей новой книге «Жизнь и приключения Тарапуньки и Штепселя». Книга уже вышла и ее можно купить в Москве. Надеюсь читатель с удовольствием познакомиться с этими забавными историями.
Не могу не задать вопрос, о вашем брате Леониде, его огромная популярность, наверное, доставляет вам невероятное чувство гордости, за семью, за фамилию. Как вы оба сосуществуете в искусстве?
Как-то отвечая на такой вопрос, я сказал, что нас надо внести в книгу рекордов Гиннеса: мы ни разу в жизни с ним не поссорились! Это притом, что наши пути всё время пересекались: мы часто выступаем вместе в концертах, он на своих вечерах читает мои рассказы, и впервые на киноэкране он появился в фильме, снятом по моему сценарию.
После окончания Щукинского училища, он остался жить и работать в Москве. По распределению попал в Ленком. В те годы Ленком считался средним театром, но вскоре туда пришел главным режиссером Анатолий Эфрос, который сразу поднял рейтинг этого театра и сыграл огромную роль в формировании моего брата как актера. В первые годы его самостоятельной «взрослой» жизни, у нас в семье брата очень жалели, посылали разные вкусности, мол, бедненький, младшенький, живет один. И он, хитрец, часто это использовал. Например, звонит мне с требованием: «Напиши монолог ко Дню женщин. Меня пригласили выступить в праздничном концерте». Я всегда был занят, поэтому отмахивался: «Возьми из моего сборника». Он звонил маме и жаловался, что я ему отказал. Мама тут же приезжала ко мне: «Не обижай братика? Немедленно напиши!» Возмущенный, я звонил ему: «Ты почему маме жалуешься? Она же нервничает!» А он спокойно отвечает: «А ты напиши, не волнуй маму». Приходилось писать.
В начале семидесятых на телеэкранах стартовал телесериал «Следствие ведут Знатоки», в нем он сыграл одну из главных ролей — майора Томина, который очень полюбился нашим зрителям. Популярность этого сериала стремительно росла от фильма к фильму и еще более стремительно росла популярность моего брата и вскоре стала всенародной. С ним невозможно было идти по улице, заходить в рестораны, садиться в поезд — начиналась массовая манифестация. На Петровку 38 приходили письма, адресованные майору Томину, с просьбой приехать и покончить с безобразиями в их городе…Что может быть большим доказательством творческой удачи артиста!
Конечно, я горжусь своим младшим братом, но поначалу у меня закрадывались опасения, что такая сумасшедшая популярность может изменить его характер. Но он с честью выдержал это тяжелейшее испытание медными трубами, которые некоторые мои коллеги, увы, не прошли — остался все тем, же приветливым, контактным и отзывчивым человеком.
Это он вас перетянул из Киева в Москву?
Не совсем. С каждым годом я все больше времени проводил в экспрессе «Киев-Москва», знал всех проводниц по имени. Все больше и больше дел притягивало меня в столицу: регулярно печатался - во многих газетах и журналах у меня были свои рубрики, в издательствах выходили книжки, по моим сценариям снимались мультфильмы и киносюжеты в журнале «Фитиль», ставились мои пьесы, проводились семинары писателей-юмористов, я был их постоянным участником. Входил в художественный совет министерства культуры СССР, что тоже требовало моего присутствия в Москве…
Жить в Киеве становилось все тяжелее и тяжелее: чем больше я получал признания, тем сильнее меня там ненавидели чиновники и партайгеноссе. Каждая вышедшая книга, каждая нашумевшая публикация, каждая полученная международная премия — вызывала новую волну раздражения. Спектакли по моим пьесам изымали из репертуара, наборы моих книг рассыпали…Я понимал, что надо переезжать в столицу, но всё откладывал и откладывал… Я ведь по гороскопу Близнец: не терплю перемен, привыкаю к старой мебели, занашиваю любимые рубашки до дыр, стригусь у одного и того же парикмахера, даже если он отстригает мне вместе с волосами и уши… Но дальше откладывать уже было нельзя, Майя потихоньку, терпеливо подталкивала меня к принятию решения, и вскоре мы покинули родной город и перебрались в столицу.
Я очень любил и люблю Киев, давно простил ему все обиды, забыл обо всех огорчениях и несправедливостях, которые там испытал. Моя память похожа на подзорную трубу. Я рассматриваю своё прошлое, и оно мне кажется радостно-огромным, я переворачиваю трубу и вижу все обиды и раны, нанесенные мне бюрократией и антисемитизмом, но вижу их маленькими и далёкими. Обиды стараюсь забыть… Радость и благодарность за счастливую жизнь перевешивают. Благодарность за верных и надёжных друзей, за эталонно-красивых подруг, за умение ненавидеть подлость и немедленно давать сдачу, как в драках на Крещатике; за способность смеяться сквозь слёзы, за оптимизм вперемежку с авантюризмом — всё это подарил мне Киев, широко и щедро, от всей души!..
В Москве меня тепло встретили и поддержали мои друзья: Гриша Горин, Аркадий Хайт, Эдуард Успенский, Аркадий Арканов, Леонид Якубович… Ну, и конечно, мой младший братик Лёня.
Они помогали мне внедриться в московскую жизнь, делились своими деловыми связями в издательствах, на радио и телевидении.
Я закрутился в московском водовороте, продолжал сотрудничать с «Фитилем», киностудией «Союзмультфильм», писал миниатюры для передачи «Кабачок «Тринадцать Стульев», выступал на радио и телевидении…
И тут началась перестройка. Замаячила новая жизнь. Возникли частные предприятия, кооперативные рестораны, магазины… Конечно, мой авантюризм не мог остаться в стороне от этого парада инициатив, и я решил открыть свой собственный театр.
Фото: из семейного архива А. Каневского
Как вот так просто взяли и открыли свой театр в Москве?
Помните девиз: «Смелость города берёт»? Вместе с Эдиком Успенским мы пошли на прием к Юрию Лужкову (он был тогда заместителем мэра) и стали просить помещения для театра, он поверил в нас и помог получить прекрасное здание на Таганке. Театр назвали «Гротеск». Меня выбрали художественным руководителем. В состав учредителей вошли брат Леонид, Эдуард Успенский, Леонид Якубович, композитор Григорий Гладков и певец Павел Дементьев. Для открытия театра надо было придумать что-то необычное — и возникла идея: «Ночь Смеха», с восьми вечера до восьми утра. Я обзвонил всех самых популярных и весёлых артистов, певцов, писателей, сказал: «Ребята, денег на гонорары нет, но всё, что заработаем, отдадим вам — помогите создать театр». И самое приятное, что все откликнулись, от Юрского до Горина, от Догилевой до Альтова — тогда ещё были другие приоритеты! Вести это шоу мы предложили Лене Якубовичу, хотя он по - началу отказывался, но мы убедили его попробовать.
Билеты раскупили за считанные часы, в день премьеры у входа в театр собралась такая толпа желающих проникнуть внутрь, что пришлось вызывать милицию. Зал был набит до отказа, сидели в проходах, стояли у стен. Реакция прессы была стремительной и однозначной: во всех газетах вышли хвалебные отзывы, потом идею стали копировать, появились разные ночные шоу под другими названиями, но нас это уже не беспокоило: о рождении театра «Гротеск» заговорила вся Москва. Кстати, для Лени Якубовича наш театр послужил трамплином в шоу-бизнес: он стал вести гала-концерты, конкурсы, фестивали, после чего был признан талантливым профессиональным шоуменом, и началась его карьера на телевидении.
А наш театр стремительно набирал обороты, приобретая все больше и больше поклонников, потому что мы там много напридумывали: стены фойе были увешаны смешными рисунками самых известных художников-карикатуристов, вместо звонков, зазывающих зрителей в зал, звучали «смехи»: первый смех, второй смех, третий… В туалетах висели объявления: «Пожалуйста, не бросайте окурки в наши писсуары, - мы же не писаем в ваши пепельницы» и многое, многое другое... Первый спектакль по моей пьесе «Семь робинзонов», в декорациях Александра Боровского, шёл с нарастающим успехом.
И вы решили все бросить - успех, популярность, достигнутое таким колоссальным трудом, и уехать из страны?
Прежде чем уехать в Израиль, я побывал в Америке, меня пригласили выступить в Нью-Йорке на радиостанции «Свобода», и рассказать о своей повести «Теза с нашего двора». Там же я познакомился с Сергеем Довлатовым, который очень тепло отозвался об этой книге. Потом он и несколько сотрудников радиостанции предложили мне остаться в Нью-Йорке, работать у них в редакции, вести отдел юмора. Я был тронут, благодарил, но остаться отказался.
Почему? Не понравилась Америка?
Я в восторге от этой страны, от ее мощи, от ее богатства, от ее не ограниченных возможностей, но там надо родиться или приехать молодым — она огромна, нужно время для разгона!.. Я мысленно сказал про себя: «Гудбай, Америка», и вернулся в Москву.
Но, тем не менее, бросив все, уехали покорять Израиль и добились там благодаря своему таланту невероятного успеха.
Когда меня в каждом интервью спрашивают, почему я уехал из России, будучи популярным, имея свой театр — мне сложно дать четкий ответ на этот вопрос, ибо он не однозначный.
Первое и самое главное — я перестал видеть будущее, а для меня это катастрофа, я не могу жить без завтра. Плюс — беспросветный парад непрофессионализма, который стал особо виден, когда предприятия стали выходить на самоокупаемость. Второе — это разгул общества «Память», которое выталкивало из страны учёных, писателей, инженеров — талант и интеллект покидал страну, а она их даже не пыталась удержать. Никто из правительства не выступил с призывом, мол, ребята, не обращайте внимание на антисемитов, не уезжайте. И тогда я решил: раз мы не нужны — едем! Я еще не знал куда — я уезжал отсюда.
Оформить документы удалось довольно быстро. Но чтобы отправить багаж, нужно было потратить месяцы жизни и миллионы нервных клеток. Поэтому мы решили избавить себя от этого и ехать без багажа. В течение двух последних недель до вылета, к нам каждый вечер приходили друзья, родственники, соседи. Стол был постоянно накрыт. Выпивали, прощались, шутили, плакали, говорили тосты, и каждый что-нибудь увозил с собой: люстру, ковер, посуду, книги, одежду.
За сутки до отъезда оставалась только тахта. Мы с Майей лежали в опустевшей квартире, и я грустно подвел итоги: - Смотри: нам за пятьдесят, и мы опять начинаем заново: без имущества, без квартиры, денег не накопили, брильянтов не купили — жизнь с нуля!...
Но когда в семь утра, войдя в зал Шереметьевского аэропорта, мы увидели толпу наших друзей, соседей, сослуживцев, школьных и институтских однокашников, приехавших проводить нас, Майя наклонилась ко мне и шепнула: «Вот кого мы накопили!"
И Александр Каневский с его неуемной энергией и в Израиле продолжал заниматься творчеством, и очень успешно. Чем сейчас наполнена ваша жизнь?
Не буду вдаваться во все подробности но, наверное, в Израиле не прошло и дня, чтобы я что-нибудь не «натворил». Сначала я провёл международный фестиваль Смеха «Балаган», в котором участвовали представители России, Украины, Болгарии — страны, в которых проводятся свои фестивали Смеха. («Золотой Остап», «Юморина», «Габрово»). Прибыли более ста участников, концерты прокатились по трём городам, в Тель-Авиве, Иерусалиме, Хайфе, в самых больших залах… Потом при поддержке мэра Тель-Авива я открыл центр Смеха, в котором организовал детский музыкальный театр, устраивал выставки работ художников-карикатуристов и начал издавать юмористические журналы для взрослых и для детей, «Балаган», «Балагаша», и сатирическую газету «Неправда», хотел, чтобы русский юмор жил и процветал в Израиле. Все три издания семь лет пользовались популярностью, на них была подписка и в Израиле, и в Америке, и «Роспечать» три года распространяла их в странах бывшего СССР. Потом, я организовал театр комедии «КАКАДУ», который четыре года успешно гастролировал по стране. И, наконец, устав от всего этого, я вернулся к письменному столу и написал целую серию книг, которые с успехом продаются по всему миру, в том числе в России. За последние годы вышло очень много книг.
Недавно опубликовался мой новый сборник «КРУГЛОСУТОЧНОЕ ДЕЖУРСТВО». В этой книге я поместил рассказы, миниатюры, сценки, которые когда-то были запрещены цензурой. Тогда они вызывали смех и негодование, сегодня надеюсь вызовут добрую улыбку.
Фото из семейного архива А. Каневского
Еще вышла одна книга под названием: «СМЕХ + ГРЕХ = УСПЕХ». В этой книге три пьесы разных жанров. Персонажи в этих пьесах и забавные, и решительные, и весёлые, и трагикомические.
Также у меня «случился» новый сборник стихов: «СТИХИ К ЧАЮ, ЧАЙНЫЕ НЕЧАЙНЫЕ, СЛУЧАЙНЫЕ, ЧРЕЗВЫЧАЙНЫЕ». Стихи были адресованы только моим друзьям, сидящим за столом на моём дне рождения, но потом я опубликовал эти строки и читал их на своих творческих вечерах: ведь люди, пришедшие на встречу со мной, это тоже друзья, как и мои дорогие читатели!
Источники
править
Любой участник может оформить статью: добавить иллюстрации, викифицировать, заполнить шаблоны и добавить категории.
Любой редактор может снять этот шаблон после оформления и проверки.
Комментарии
Если вы хотите сообщить о проблеме в статье (например, фактическая ошибка и т. д.), пожалуйста, используйте обычную страницу обсуждения.
Комментарии на этой странице могут не соответствовать политике нейтральной точки зрения, однако, пожалуйста, придерживайтесь темы и попытайтесь избежать брани, оскорбительных или подстрекательных комментариев. Попробуйте написать такие комментарии, которые заставят задуматься, будут проницательными или спорными. Цивилизованная дискуссия и вежливый спор делают страницу комментариев дружелюбным местом. Пожалуйста, подумайте об этом.
Несколько советов по оформлению реплик:
- Новые темы начинайте, пожалуйста, снизу.
- Используйте символ звёздочки «*» в начале строки для начала новой темы. Далее пишите свой текст.
- Для ответа в начале строки укажите на одну звёздочку больше, чем в предыдущей реплике.
- Пожалуйста, подписывайте все свои сообщения, используя четыре тильды (~~~~). При предварительном просмотре и сохранении они будут автоматически заменены на ваше имя и дату.
Обращаем ваше внимание, что комментарии не предназначены для размещения ссылок на внешние ресурсы не по теме статьи, которые могут быть удалены или скрыты любым участником. Тем не менее, на странице комментариев вы можете сообщить о статьях в СМИ, которые ссылаются на эту заметку, а также о её обсуждении на сторонних ресурсах.
