Великолепный звук: концерты ноября
29 ноября 2018 года
Большие фестивальные концепции и малые камерные вечера, оркестры и блистательные солисты, классическая музыка в новых залах и современные звучания в гостиных старинных особняков — такова палитра ноября.
Фестиваль Vivacello
Единственный в России виолончельный фестиваль проводится уже в десятый раз. Он проходил в Концертном зале «Зарядье», Мультимедиа-арт музее и Концертном зале имени Чайковского, причем программы были составлены, что называется, на любой вкус. Базовые принципы фестиваля, как их формулирует художественный руководитель Борис Андрианов — «несколько разноплановых концертов, приглашение лучших музыкантов со всего мира, обязательное наличие премьер», сочетание «признанных шедевров и раритетов», и мастер-классы. Статистика десятилетия, приведенная на фестивале — 123 солиста, 63 виолончелиста, 9 мировых и 7 российских премьер, 52 концерта — впечатляет сама по себе.
Две новинки представили на открытии в «Зарядье». Это мировая премьера пьесы Гии Канчели «T.S.D», написанная для Андрианова, и российская — Виолончельного концерта Сильвии Коласанти, посвященная знаменитому Давиду Герингасу. Оба исполнителя играли с оркестром «Новая Россия». Концерт итальянского композитора чем-то напоминал саундтрек к триллеру или страшный сон под утро, в котором танго смешано с криком, а финал — затишье в раздумье. Музыка Канчели, которую ведущий вечера Артем Варгафтик сравнил с живописью Пиросмани, наоборот, влекла к наглядному успокоению. Все звучало как бы вполголоса, и даже изредка налетающее форте (удары судьбы?) быстро улетучивалось, чтобы снова стать звучанием «исподволь». И если Коласанти, как художник-экспрессионист, играла резкой взрывной сменой темпов и настроений, украшенных каденцией виолончели, то Канчели, назвавший свой опус основными ладовыми функциями (тоника — субдоминанта — доминанта), стремился, по его словам, к подлинной «изначальной» простоте. Когда неустойчивые и устойчивые аккорды, в их взаимодействии, символизируют преходящую переменчивость бытия Музыка словно сама задумывается, как ей звучать дальше, и дирижер Филипп Чижевский, надо сказать, эту особенность тонко почувствовал.
Огромный оркестр из виолончелей, сменивший «Новую Россию», был призван показать безграничные возможности инструмента. Тут серьезность смешивалась с развлекательностью: виолончелисты из многих оркестров Москвы играли вместе со студентами музыкальных вузов, причем этот «страстный и чувственный инструмент» (выражение ведущего Артема Варгафтика) предстал героем Пассакалии Генделя, Интермеццо из оперы Масканьи «Сельская честь» и Паваны Равеля. Не говоря уже о «Серенаде лунного света» и фокстроте «Чай для двоих».
Вечер в Филармонии был совсем иным. Царил принцип «виолончель как часть камерного ансамбля» (из трех исполненных — два сочинения не с одной, а с двумя виолончелями). И качество, когда скрипачи Кристоф Барати и Борис Бровцын, альтист Максим Рысанов, пианист Филипп Копачевский и виолончелисты Борис Андрианов и Данжуло Ишизака играли с уникальным «чувством локтя». Элегический Рахманинов, который у исполнителей стал еще и сердечным. Немного «декадентский» Аренский, с его чуть «душной» и порывистой музыкой, написанной на смерть Чайковского. Медитативно-просветленный Шуберт с чудесными «божественными длиннотами». Их объединила «аура» технически совершенного и красивого исполнения. В Квинтете Шуберта (для двух скрипок, альта и двух виолончелей) вдохновенно длились переходы из почти полного интимного, зачарованного «оцепенения» (словно запруда в реке) до внезапного «бега» звука на романтические просторы. В этом любовании переменами не было эстетства, но рождалось хорошее чувство: как будто находишься в мудрой мистерии.
Вечер памяти Николая Каретникова
В Зеркальном зале Государственного института искусствознания прошел вечер камерной музыки Николая Каретникова. Музыку одного из лучших композиторов советского времени исполнили солисты ансамбля «Студия Новой музыки», а сложности биографии и сочинений героя торжества объяснял Александр Селицкий — музыковед, автор монографии о Каретникове. И правильно, что историко-культурный контекст эпохи был дополнен выставкой, где, в частности, экспонировались полотна друзей композитора из «Лианозовской группы». Оскар Рабин и Валентина Кропивницкая созвучны Каретникову — по интересу к «нелинейному трагизму» бытия. И по несгибаемой жизненной позиции — «делать то, что хочется, и так, как можется».
Вечер состоял из камерных произведений композитора, созданных в разные годы, от сочинения пятнадцатилетнего мальчика до опуса зрелого мастера, созданного в последние годы жизни. Конечно, в программу не могло войти очень многое, о чем было (и не было) упомянуто на концерте. Киномузыка к «Бегу» и «Скверному анекдоту» (и к множеству других фильмов), работа с Юрием Любимовыми Михаилом Ульяновым, духовные песнопения для мужского хора, балет «Крошка Цахес», опера «Тиль Уленшпигель». И «Мистерия апостола Павла», написанная заведомо «в стол»: мало того, что в «запрещенной» музыкальной технике, так еще и на религиозную тему в официально атеистической стране.
Программная додекафония Каретникова, сильно действовавшая на нервы идеологическим работникам советской власти, рождала удивительные по глубине переживания вещи. Как справедливо отметил Селицкий, мрачность додекафонии — «не свойство техники и стилистики». Композитор в пух и прах разбил «теории» о том, что серийная музыка всегда холодна и бездушна. «Расчетливость» у Каретникова оборачивалась «глубокой мыслью, облеченной в одежды «атомизированных» музыкальных звучаний», Чтобы понять это, достаточно послушать прозвучавшие на концерте вещи: Три детских романса для взрослых (1956) для голоса и фортепиано, Сонату для скрипки и фортепиано (1961), «Маленькую ночную серенаду» (1969) для флейты, кларнета, скрипки и виолончели — и Квинтет (1990) для струнных и фортепиано. Когда особый «саркастический трагизм» Каретникова самобытно продолжает традицию эмоциональных оксюморонов в советской — официальной и неофициальной — музыке. А, по словам того же Селицкого, «сложность — в плотности» звучания и «измельченности» событий»: «стук смычка заменяет целый эпизод, а два звука равны подробной разработке.
Вечер Каретникова — часть цикла концертов-лекций Института Искусствознания и Музея AZ (Музея Анатолия Зверева) под названием «Сюита зеркал. Музыка отечественного послевоенного авангарда». Цикл входит в совместную научную программу «Советское неофициальное искусство 1950-1980-х годов».
Андрей Гугнин в Большом зале консерватории
Едва ли среди меломанов есть человек, которому нужно представлять пианиста Андрея Гугнина, ученика Веры Горностаевой и лауреата нескольких международных конкурсов. Гугнин — востребованный во всем мире артист, который, тем не менее, дома играет не меньше, чем например, в Австралии (где молодой маэстро «стал триумфатором Международного конкурса пианистов, завоевав золотую медаль и несколько специальных призов»).
Рассказать об его последнем московском концерте (он прошел в рамках фестиваля к 150-му выпуску Консерватории) непросто. Сам пианист, отвечая на вопрос, что такое музыка —искусство или наука, говорил очевидные вещи: прелесть музыки словами не выразишь. В случае Гугнина это особенно очевидно. Он играет музыку каждого композитора максимально адекватно авторскому замыслу, но при этом без капли педантизма.
Все эпитеты, как бы справедливы они ни были, не могут передать впечатления от уникального сочетания эмоциональной вдумчивости и стилевой утонченности. Не расскажут о том, как непринужденна и естественна техническая свобода пианиста, как осмысленно использована педаль и как полны смысловых глубин беглость пальцев, паузы и нюансы туше. Богатство пианистических красок и степень «музыкальной чувствительности» неповторимы в каждой исполненной вещи, будь то Прелюдия и Фуга Баха в обработке Бузони, где «космический» рояль звучал как орган, или Двадцать первая фортепианная соната Бетховена, с темпераментом одновременно легким и наступательным, или ноктюрн, экосезы, соната и мазурка Шопена — чистой воды лирическая исповедь, излияния субъективной души. Гугнин владеет тайной структурной «трепетности» высшего порядка. В умно выстроенной программе по вехам музыкального мышления Европы — из «преромантического» Бетховена, которого предваряет Бах в «постромантической» трактовке, а продолжает истинно романтический Шопен. А качество исполнения на этом концерте иначе как выдающимся не назовешь.
Источники
править
Любой участник может оформить статью: добавить иллюстрации, викифицировать, заполнить шаблоны и добавить категории.
Любой редактор может снять этот шаблон после оформления и проверки.
Комментарии
Если вы хотите сообщить о проблеме в статье (например, фактическая ошибка и т. д.), пожалуйста, используйте обычную страницу обсуждения.
Комментарии на этой странице могут не соответствовать политике нейтральной точки зрения, однако, пожалуйста, придерживайтесь темы и попытайтесь избежать брани, оскорбительных или подстрекательных комментариев. Попробуйте написать такие комментарии, которые заставят задуматься, будут проницательными или спорными. Цивилизованная дискуссия и вежливый спор делают страницу комментариев дружелюбным местом. Пожалуйста, подумайте об этом.
Несколько советов по оформлению реплик:
- Новые темы начинайте, пожалуйста, снизу.
- Используйте символ звёздочки «*» в начале строки для начала новой темы. Далее пишите свой текст.
- Для ответа в начале строки укажите на одну звёздочку больше, чем в предыдущей реплике.
- Пожалуйста, подписывайте все свои сообщения, используя четыре тильды (~~~~). При предварительном просмотре и сохранении они будут автоматически заменены на ваше имя и дату.
Обращаем ваше внимание, что комментарии не предназначены для размещения ссылок на внешние ресурсы не по теме статьи, которые могут быть удалены или скрыты любым участником. Тем не менее, на странице комментариев вы можете сообщить о статьях в СМИ, которые ссылаются на эту заметку, а также о её обсуждении на сторонних ресурсах.
