Владимир Пресняков-младший: я пытался стать российским Стингом
5 апреля 2017 года
Совсем недавно – 29 марта – Пресняков отпраздновал 49-й день рождения. В интервью «Подмосковье сегодня» недавний именинник рассказал о влиянии социальных процессов на работу артиста, почему публика не всегда готова к переменам, и что слушает его маленький сын Артем.
– Владимир, с прошедшим днем рождения вас поздравляли в том числе и коллеги. Существует ли на российской сцене некое сплоченное сообщество?
– У нас это сообщество называется просто дружба. Есть разные круги общения, артисты разбиваются по компаниям в зависимости от интересов, каких-то человеческих факторов – все как и у всех в жизни. Мы дружим с Леонидом Агутиным, Валерием Меладзе, Александром Маршалом, Сосо Павлиашвили, группой A'Studio...
– В следующем году у вас будет юбилей. Чем планируете удивить поклонников?
– Конечно, хочется устроить что-то грандиозное, как я делал и раньше. Организовать большое красивое шоу с качественной музыкой, качественным звучанием. Есть еще год на подготовку, но это не так много.
– Как меняется и формируется программа ваших выступлений?
– Есть различные форматы. В клубах люди сидят за столиками и просто хотят послушать музыку. Там у нас одна программа, противоположная тому, что можно сыграть, скажем, во Дворце спорта. Она более мягкая, камерная, при этом более сложная. Дополнительно к основному составу я приглашаю туда скрипичный квартет, там звучит дудук (духовой музыкальный инструмент. – Прим. ред.). Если же поклонники приходят отдохнуть, потанцевать, почувствовать какую-то более мощную энергетику, то в бой идет духовая секция. Здесь уже начинается настоящий драйв. Можно создать совершенно разную звуковую атмосферу. На корпоративах, например, гости заказывают те песни, которые им хочется услышать.
– Гастроли у вас сейчас бывают часто?
– По-разному. Когда-то происходит очень много всего и сразу, а иногда – по два-три концерта в месяц. Социальные процессы очень сильно влияют на работу артистов в том числе: в каких-то регионах, например, у людей просто нет денег на билеты. Жестче не бывает. Все происходящее в стране и в обществе тесно связано друг с другом, и это касается не только шоу-бизнеса, но и других сфер деятельности.
– Интересны ли вам сборные концерты, фестивали?
– Там все очень сложно со звуком, а я к этому трепетно отношусь. Ты сначала настраиваешься полдня, а в итоге выходишь играть и не получаешь то звучание, которое тебе нужно. Это очень тяжелая история, и обычно происходит несовпадение: если какой-то техник что-то неправильно сделает, например, не так поставит микрофон, выступление может быть загублено. Бывают истории, когда группа просто звучит без барабанов, или они выстраиваются только к концу ее концерта. На фестивалях люди уже учатся работать более профессионально с технической точки зрения, а на сборных концертах с этим вообще все ужасно.
– Это проблема именно российской сцены?
– На зарубежной, конечно, все более развито, но там она тоже существует. Просто там все более серьезно организовано, структурировано, не бывает случайностей – система выстроена. И если человек выполняет определенную функцию, то он за нее отвечает, поэтому делает это качественно. У них другое воспитание и отношение к своей работе.
– Прошлым летом все всполошились, когда увидели в интернете вашу фотографию с синими волосами и бородой...
– В этом не было никакого концептуального смысла, просто баловство. Когда на протяжении многих лет люди почему-то готовы воспринимать тебя только в каком-то одном образе и никаком другом, это начинает раздражать, ты меняешься и убеждаешься, что это вызывает отторжение. Кажется, стереотипы неискоренимы. На эту тему мы говорили с Леней Агутиным и подумали: если провести эксперимент и записать какую-то новую вещь под чужим именем, публика может проявить самую бурную реакцию, если же под своим, она скажет: «Ну да, это, конечно, интересно, но хочется чего-нибудь похожего на старенькое, на «Зурбаган». В этом смысле большинство слушателей не готовы к переменам.
– Что вам самому интересно делать в творчестве?
– Экспериментировать, смешивать все, соединять элементы самых разных стилей, и я всегда держался такого вектора. Это поле безгранично. Самое главное – качественное звучание. Именно оно дает свободу, позволяет, как я уже говорил, переходить от одной музыкальной формы к другой, импровизировать. Вот за это я очень люблю концерты, каждый получается не похожим на предыдущий. Где-то барабанщик вдруг начинает играть мягче, и композиция превращается в красивую балладу, например, а потом набирает ритм, и человек слышит совсем другую музыку. В этом мы купаемся. Коллектив – это живой организм, постоянно трансформирующаяся субстанция.
– Почему вы выбрали именно эстраду? Я знаю, что в детстве вы пели в Елоховской церкви, учились в хоровом училище…
– Я как-то не выбирал… Все сложилось само собой. Когда мне было 13 лет, я пел в «Круизе», и это была одна из первых рок-групп, потом пытался стать таким… российским Стингом… Я никогда не думал, что слово «эстрада» предполагает какие-то ограничения, не ожидал, что ее могут ассоциировать только с определением «попса». Я никогда не ставил границ между разными стилями, у меня широкий взгляд на музыку, но в сознании слушателей эти рамки существуют. Установило их, как это ни парадоксально, появление «Стюардессы по имени Жанна». Парадоксально потому, что на самом деле это композиция, которую можно исполнять в совершенно разных жанрах, даже как рок-боевик.
– Вы начинали заниматься музыкой совсем в другую эпоху. Чувствуете, как изменилось время?
– Конечно. Электронная музыка поглотила все пространство, в глобальном смысле по крайней мере, так происходит в России. В Европе и Америке все по-другому: у них есть уважение к корням, к людям, которые уже сделали что-то в музыкальной истории, к Полу Маккартни, например, ко всем старым героям. Это чувство испытывают не только поклонники в зрелом возрасте, но и молодежь. Вы заметили, что церемония вручения премии Грэмми два года назад полностью была построена на личностях того поколения, и как люди воспринимали все это, какая дань была отдана их творчеству? Публика была благодарна. У нас, к сожалению, этого нет и, наверное, не будет: в какой-то момент об артисте забывают, людям хочется чего-то новенького, того, что их развлечет.
– Влияет ли на артиста преемственность музыкальных поколений? Ваш сын, Никита, например, пошел по своему пути, выбрал рок-музыку…
– Никита очень напоминает меня в юности, потому что я тоже сначала увлекался роком, но у меня все было немного по-другому. Отец учил меня джазу, а это такая удивительная вещь, которая есть во всем, это не просто музыкальное направление, это определенный дух. И если ты знаешь джаз, из тебя может получиться не только хороший музыкант, но и хороший спортсмен, хороший танцор, человек, успешный в любой профессии, потому что джаз заставляет мыслить, разрушая все границы. Я счастлив, что у меня была такая школа, причем с самого раннего возраста. В пять лет я уже пел Стиви Уандера. Никита тоже знает джаз, но в меньшей степени. Когда я начал слушать рок, петь с «Круизом», то думал, что буду до конца своих лет играть такую музыку, но потом переболел этим. Мне захотелось больше экспериментировать, а элементы джаз-роковой истории все равно остались в творчестве. Я думаю, что у Никиты будет то же самое, хотя сейчас он стал очень хорошо играть тяжелую музыку.
– Вы оба с женой Натальей Подольской — творческие люди. Насколько тяжело сочетать напряженную сценическую деятельность с досугом?
– Я не могу сказать, что мы целые сутки проводим на работе. У нас есть маленький сын Артем, и после любого концерта мы сразу едем домой к своему чуду, чтобы побыть с ним. К счастью, все мои друзья это понимают, не дергают с предложениями «давай сходим в ресторан», когда заканчивается выступление. Свое время, конечно, нужно планировать, разграничивать время для работы и для семьи, для ребенка. Мы сейчас ждем того момента, когда его уже можно будет брать с собой на саундчеки, на концерты.
– Он проявляет интерес к музыке?
– Уже даже выбирает. Сегодня, например, полдничал под мои песни. Обычно мы спрашиваем его: «Кого тебе поставить? Папу?» Он говорит: «Нет…». «Маму?». Тоже «нет». «Никиту?» «Да!».
Источники
править |
Эта статья содержит материалы из статьи «Владимир Пресняков-младший: я пытался стать российским Стингом», опубликованной интернет-портала «Подмосковье сегодня» (mosregtoday.ru) и распространяющейся на условиях лицензии Creative Commons Attribution 4.0 (CC BY 4.0) — при использовании необходимо указать автора, оригинальный источник со ссылкой и лицензию. |  |
Любой участник может оформить статью: добавить иллюстрации, викифицировать, заполнить шаблоны и добавить категории.
Любой редактор может снять этот шаблон после оформления и проверки.
Комментарии
Если вы хотите сообщить о проблеме в статье (например, фактическая ошибка и т. д.), пожалуйста, используйте обычную страницу обсуждения.
Комментарии на этой странице могут не соответствовать политике нейтральной точки зрения, однако, пожалуйста, придерживайтесь темы и попытайтесь избежать брани, оскорбительных или подстрекательных комментариев. Попробуйте написать такие комментарии, которые заставят задуматься, будут проницательными или спорными. Цивилизованная дискуссия и вежливый спор делают страницу комментариев дружелюбным местом. Пожалуйста, подумайте об этом.
Несколько советов по оформлению реплик:
- Новые темы начинайте, пожалуйста, снизу.
- Используйте символ звёздочки «*» в начале строки для начала новой темы. Далее пишите свой текст.
- Для ответа в начале строки укажите на одну звёздочку больше, чем в предыдущей реплике.
- Пожалуйста, подписывайте все свои сообщения, используя четыре тильды (~~~~). При предварительном просмотре и сохранении они будут автоматически заменены на ваше имя и дату.
Обращаем ваше внимание, что комментарии не предназначены для размещения ссылок на внешние ресурсы не по теме статьи, которые могут быть удалены или скрыты любым участником. Тем не менее, на странице комментариев вы можете сообщить о статьях в СМИ, которые ссылаются на эту заметку, а также о её обсуждении на сторонних ресурсах.
