В уголовном розыске один в поле не воин
8 октября 2018 года
Александр Лазарев и Владимир Любавский дружат с детства, и их жизненные пути очень похожи. Оба живут в посёлке Фряново, оба окончили Черкизовскую среднюю школу милиции в Москве и более десяти лет работали во Фряновском городском отделении милиции. Об особенностях службы в уголовном розыске они рассказали редакции газеты «Время».
С верой в торжество правды
Александр Лазарев родился в 1958 году во Фрянове. В 1979-м после службы в армии его пригласили работать в московскую милицию, и он, недолго думая, согласился. Начинал с должности постового, через год стал милиционером-водителем. Получив среднее специальное образование в 1985-м, перевёлся во Фряновское отделение милиции, где был назначен оперуполномоченным уголовного розыска. Вышел на пенсию в 1997 году в звании капитана.
— Александр Николаевич, какова специфика работы сельского опера?
— В моём ведении был первый микрорайон Фрянова — половина посёлка и прилегающие деревни. Там не столько большая численность населения, сколько территория обширная, десятки квадратных километров. За день можно и не объехать. С транспортом в то время было плоховато. Мы в то время работали без мобильных телефонов, компьютеров — материалы писали от руки, печатали на машинке. Рации были у постовых — брали сигнал не дальше, чем на километр-два. Выезжаешь на мотоцикле на дачные территории — связи нет. В летний период большой наплыв дачников, когда они уезжали в конце сезона, начинались кражи имущества с дач. Вообще, у тех, кто работает «на земле», широкий кругозор: и изнасилования, и убийства, и кражи личного и государственного имущества. Случалось и похищение людей раскрывать.
— Фряново — криминогенный посёлок?
— Я бы не сказал. В городах, где расположены железнодорожные станции, больше совершается преступлений, потому что огромный транзит людей. А у нас все на виду.
— Бывало ли, что преступники удивляли — вы знали этих людей и не думали, что они на такое способны?
— Да. Живёт человек, допустим, работает, жена и дети есть… Что он вор, сразу и не скажешь. А потом выясняется. Или какой-то жизненный толчок произошёл, психика нарушилась — человек вдруг, скажем, стал ходить с ножом, кому-то угрожать, шапки снимать; зашёл в тупик из-за долгов или наркомании, начал лазать по квартирам. Но это специфика работы в уголовном розыске — распознавать, на что человек способен. Операми не рождаются, ими становятся. В ежедневной рутине накапливается опыт, постигаешь людскую психологию и уже проще раскрывать преступления.
— А правда, что в процессе задержания меняется сознание, скажем, увидев себя потом на видео, можно себя и не узнать?
— Ну, это вряд ли, но часто притупляется инстинкт самосохранения. Появляется бесшабашность какая-то — идёшь и не задумываешься, что что-то может угрожать. Всё равно всего не предвидишь. Потом уже думаешь — куда я полез? Но честно, страшно не было. Даже пистолет не брали с собой, хотя по приказу надо было носить. Тем более, коллектив у нас был сплочённый, дружный, все — друг за друга горой. Может, один в поле и не воин, а с товарищем можно горы свернуть. Раскрываемость у нас была не стопроцентная, но высокая. Начальником отделения милиции в то время был Иван Андреевич Евсиков, Владимир Викторович Любавский — заместителем начальника по розыску. Мы с детства жили на одной улице, наши родители ходили друг к другу в гости.
— Вы ещё в детстве решили, что пойдёте работать в розыск?
— Нет, я бы так не сказал. Хотя и не совсем стихийно принимал решение. Во-первых, это интересная работа и важная — помогать людям, разоблачать недоброжелателей, негодяев. Во-вторых, много хороших фильмов было про уголовный розыск — это тоже подтолкнуло лично меня.
— Какие резонансные дела вы раскрывали?
— Было время, банда из пяти человек занималась кражами, терроризировала всю Московскую область. У себя дома во Фрянове её участники жили скромно и незаметно — никто не подозревал, чем они занимаются. Один, пожилой, форму майора милиции имел, ездил в ней на машине. Ему гаишники честь отдавали, не досматривали, конечно. Всё выяснилось, когда они попались в Черноголовке, украв упаковку прищепок в магазине. За ними погнались, задержали. Мы постепенно «раскрутили» их, нашли логово, где хранилось краденое. При обыске обнаружилось столько вещественных доказательств — машинами вывозили, чего только не было. Подняли 400 с лишним эпизодов.
— Попались на прищепках… Были ещё какие-то курьёзные случаи?
— Помню, произошла кража на дачном участке. Потом мы обнаружили вещи в лесу. Рядом с ними никого не было — решили посидеть в засаде, пока преступники не придут. Сидели день — никого. Решили сделать перерыв — поесть нормально, переодеться. Вернулись, а вещей уже не было. В общем, проморгали преступников, позже нашли.
— Как определить, способен ли человек на кражу или убийство, получить внутреннее убеждение, что он — преступник?
— Надо быть умнее, хитрее. Кто же хочет сознаваться? Есть те, кто упорно отнекивается — тогда надо улики искать, предъявлять факты, от которых трудно отказаться, доказательства. Обычно встречались не то чтобы заматерелые преступники — хотя и такие были, чаще — дилетанты, и всё по ним читалось легко. В процессе раскрытия преступления мной двигало любопытство — как по следу, по ниточке найти преступника, решить головоломку. Думаешь логически, представляешь себе, как бы он поступил, куда бы пошёл, обдумываешь свои действия… А в преступники человека только по решению суда можно определить. Для нас он — подозреваемый, подследственный. Между собой можем говорить — жулики, негодяи. Словарный запас в нашей среде обширный. Есть такие, у кого по несколько судимостей за схожие преступления. Человек выходит из тюрьмы, спустя время случается рецидив. Он не может остановиться — как в фильме «Джентльмены удачи»: «Украл, выпил — в тюрьму». Некоторые не могут и дня прожить, чтобы что-нибудь не украсть. Выезжали мы и на самоубийства, их также расследует уголовный розыск, чтобы исключить возможность смерти насильственным путём. Ко всему привыкаешь, конечно, со временем. Помню, убили мужчину — в кафе зарезали. Спрятали в холодильник, а ночью оттащили в болото, и там закопали. Это произошло на почве ревности — убийца жил с его женой. Труп нашли случайно, когда он уже всплыл. Предварительно знали, что произошло, но долго не могли определить место. Потом когда нашли, начали «копать», жену погибшего долго опрашивали… В итоге, собрав информацию по крупицам, вышли на убийцу.
— Надо же спрятать труп в холодильник… А где труднее всего искать тело убитого?
— Много раз находили трупы утопленников, часто убийцы привязывали к ним груз, чтобы не всплывали. Но всё равно со временем труп имеет свойство набухать, он перевешивает груз и всплывает. Бывало невозможно даже идентифицировать человека, ведь после нахождения в воде не всегда отпечатки пальцев сохраняются. Но сейчас наука продвинулась, и установить личность возможно по частицам ДНК, скажем, на фрагментах одежды — даже если человек долго висел в лесу или был закопан, утоплен.
— Случались ли моменты, которые заставили вас разочароваться в профессии?
— Отработав десять лет в Москве и столько же во Фрянове, я нисколько не разочаровался. Горжусь тем, что работал в уголовном розыске. До сих пор даже преступники, вернувшись из мест заключения, протягивают руку, здороваются, нет у них обиды. Конечно, я не сажал в тюрьму — суд определял меру наказания, но я изобличал их. И никогда в мою сторону не было никаких угроз. А в тюрьму никто не хочет, но за свои действия надо отвечать. К сложностям я отношу только то, что мало уделял времени семье. Маленькая зарплата напрягала, конечно. Но семья меня всегда поддерживала, много вопросов они не задавали. Опер, во-первых, должен любить свою работу, ответственно к ней относиться. В нашем деле от зарплаты до зарплаты не получится — надо вникать во все текущие дела. Потому что сегодня нет преступлений, а завтра их вдруг очень много. И есть сроки, в соответствии с которыми нужно принимать решение — возбуждать уголовное дело или отказывать в его возбуждении.
— Интересно узнать, каково ваше жизненное кредо?
— Правда восторжествует.
Не сворачивая со своей стези
Владимир Любавский родился в Краснодарском крае в 1959 году. В 1961-м его семья переехала во Фряново. Окончил восьмилетку, с 1975 по 1979 год учился в техникуме, потом отслужил в армии. Демобилизовавшись в 1981-м, Владимир Викторович пошёл работать в 65-е отделение милиции Куйбышевского района Москвы. В феврале 1982 года получил должность постового милиционера. В 1983-м поступил в Черкизовскую среднюю школу милиции, спустя два года окончил её по специальности оперуполномоченный уголовного розыска. Отказался от предложения работать на Петровке — в связи с женитьбой, рождением ребёнка. Пришёл в Щёлковское УВД участковым, а через год стал старшим участковым.
— Владимир Викторович, когда вы перевелись во Фряново и стали работать в розыске?
— В 1988 году меня назначили опером во Фряновский отдел милиции, а в 1990-м — заместителем начальника городского отделения милиции по оперативной работе. В этой должности я проработал восемь лет. Любил свою работу. Мне нравилась идея — защищать народ, возвращать похищенное добро людям, бороться с тунеядцами, ворами. Моей территорией был городской микрорайон № 2 во Фрянове. В то время в основном совершались кражи, часто изнасилования, убийства реже. Преступления на предприятиях случались нередко, с сотрудниками ОБХСС работали, сажали расхитителей госимущества. Пока я не работал в милиции, не думал, что есть столько преступников.
— Как остаться человеком позитивным, наблюдая преступления каждый день?
— Понимаете, в сознание проникает не только это. Больше всё-таки хороших эмоций. У нас весёлая команда была, друзья-товарищи. Если плохое настроение — всегда тот подойдёт, другой. Какие-то бытовые вопросы всегда решались хорошо, друг друга поддерживали.
— Встречались ли вам одарённые преступники, которые по складу ума сами могли бы быть сыщиками?
— Да, есть такие смышлёные. Они же детективов начитаются, телесериалов насмотрятся — наберут полезной информации, становятся изощрённее, хитрее. Сложно их бывает разоблачить. Поскольку мы работали сами в милиции — нам неинтересно смотреть сериалы на эту тему. Ведь, как правило, показано наивно, с преобладанием художественного вымысла. Скажем, первые серии «Улицы разбитых фонарей» были нормальными, а потом начались неправдоподобные истории.
— Какие преступления было тяжело раскрывать?
— Например, когда преступление совершилось, а заявитель к нам пришёл только через месяц-два. Скажем, уезжал куда-нибудь и по приезду увидел, что обокрали его квартиру или дачу. По горячим следам проще раскрывать. Похищенное обычно продавалось спекулянтам, драгоценности сдавались в ломбард — и не поблизости, а, например, в Москве. Тем не менее… Каждый преступник хочет скрыть преступление, но всё равно оставляет следы. Были, конечно, запутанные дела. Помню, один рецидивист убил парня, веки и глаза ему разрезал — у него было такое маниакальное представление, что глаза покойника куда-то смотрят, указывают (по теории итальянского врача-психиатра Чезаре Ломброзо в глазах жертвы остаётся отражение убийцы. — Прим. авт.). Преступник был неоднократно судим, болен — в психбольнице лечился. Но у нас какие психушки — года два держат и выпускают, он полгода на воле погуляет, снова совершает преступление и отправляется обратно. Спонтанно — захотел зарезать и зарезал, ничего ему не стоило так делать. Косил под дурака всю жизнь. В конце концов умер в больнице.
— Если говорить о преступлениях против детей — раньше было безопаснее, чем сейчас, или просто выявленные случаи не получали такой огласки в СМИ?
— Раньше было намного спокойней. Те же преподаватели, воспитатели в садиках, школах более ответственно относились к детям. Почему такие проблемы начинаются — дети, уходя в школу, не принадлежат никому, предоставлены самим себе. Раньше мы после учёбы шли заниматься в секции, там учителя с нами сидели до 6—8 часов вечера. Играли в хоккей, в футбол. Были все друг у друга на виду. Сейчас же, мне кажется, нет такого, мало коллективных мероприятий общих — спортивных, культурных. Ребёнок, да и родитель, может позволить себе учителя оклеветать или оскорбить. А педагоги, как правило, не хотят вмешиваться в жизнь и воспитание детей.
— Как вы относитесь к тому, что сейчас могут посадить за репост в интернете, какие-то картинки в соцсетях?
— Я бы сказал, занимаются ерундой. Надо сажать тех, кто ворует, убивает, совершает серьёзные правонарушения. Закон не всегда работает, вот почему страшно сейчас. Думаю, что в нынешнее время тяжелее работать опером и эффективно раскрывать преступления. Зато налажены коммуникации: у всех есть телефоны, решены проблемы с транспортом — а раньше всё больше на своих двоих.
— Какие дела особенно вам запомнились?
— Вообще, я старался не запоминать их. Помнить хочется о хорошем. Вот было дело у нас в Щёлковском районе… Один мужик, Валера, зарабатывал тем, что холодильники чинил. Убил он мужика, отрезал ему уши, пожарил и съел. Нам сообщили, что из квартиры доносились крики, приехали — обнаружили труп, лужу крови. Мы, поскольку знали этого человека, почти сразу его задержали, и он не тянул, сознался: «Да, я его зарезал». И ещё одно убийство на нём было. Он отсидел, вышел, женился… Позже сгорел в машине — несчастный случай.
— Помните ситуации, которые были рискованными, опасными для вас?
— Однажды преступника поехал брать. Приехал начальник криминальной милиции, спрашивает: «Как будешь вскрывать?» «Да дверь выбьем и зайдём». Забежали, я на преступника прыгнул сверху, наручники одел. Начальник говорит: «Молодец, а где у тебя бронежилет-то? А пистолет?» «А я не брал». Вместо благодарности получил выговор, потому что был не вооружен. И не опасен (смеётся. — Прим.автора). На серьёзные задержания брали оружие, но в целом, зачем оно нужно? Во-первых, это ответственность, во-вторых, провокация, повод для преступников тебя самого убить где-нибудь в темноте, просто, чтоб завладеть оружием. Поэтому старались не брать.
— Правда, что глаза и уши оперов — бабушки у подъезда?
— А как же. Когда участковым начинал работать — как пройдёшь по улице, бабушки всю обстановку расскажут. Магазин обокрали, украли водку. Иду мимо дома одного, бабушка стучится в окошко: «Володька, зайди-ка в такую-то квартиру». Захожу, вижу всюду бутылки водки. А воры пьяные спят. Понимаете, если дело резонансное, народ обычно что-то знал, видел или слышал. Каждый старался свою лепту внести — кто позвонит, кто напишет, кто просто подойдёт, шепнёт. Это особенность нашей территории, благодаря которой особых сложностей в раскрытии преступления не было. И агентура работала, конечно, без неё никуда. В нашу бытность милиционеров уважали, до сих пор нам говорят «спасибо» и в пример ставят. Говорят, что мы «настоящие», к нам можно было в любое время обратиться — и принимались необходимые меры… Понимаете, всегда в подсознании было: «Надо раскрыть, помочь». Да и от начальства получишь, если не раскроешь, — за работу по каждому преступлению мы должны были в определённое время отчитаться. Мы много исписывали бумаги, уделяли время рутине. Скажем, отдельные поручения от следователя — допросить кого-то, что-либо осмотреть, изъять, документально оформить. Это со стороны только — смотришь, вроде ерунда. Но вот приходишь на место происшествия — надо составить протокол осмотра грамотно, досконально, всё учесть, улики собрать. Со временем появляется интуиция и мастерство.
— Борьба с преступностью — это такая непрекращающаяся война…
— Что поделать. Мы выбрали свою стезю и шли по ней, не сворачивая.
Дарья Пиотровская
Источники
правитьЭта статья содержит материалы из статьи «В уголовном розыске один в поле не воин», опубликованной на интернет-портале In-schelkovo.ru газеты «Время» и распространяющейся на условиях лицензии Creative Commons Attribution 4.0 (CC BY 4.0) — при использовании необходимо указать автора, оригинальный источник со ссылкой и лицензию. |
Любой участник может оформить статью: добавить иллюстрации, викифицировать, заполнить шаблоны и добавить категории.
Любой редактор может снять этот шаблон после оформления и проверки.
Комментарии
Если вы хотите сообщить о проблеме в статье (например, фактическая ошибка и т. д.), пожалуйста, используйте обычную страницу обсуждения.
Комментарии на этой странице могут не соответствовать политике нейтральной точки зрения, однако, пожалуйста, придерживайтесь темы и попытайтесь избежать брани, оскорбительных или подстрекательных комментариев. Попробуйте написать такие комментарии, которые заставят задуматься, будут проницательными или спорными. Цивилизованная дискуссия и вежливый спор делают страницу комментариев дружелюбным местом. Пожалуйста, подумайте об этом.
Несколько советов по оформлению реплик:
- Новые темы начинайте, пожалуйста, снизу.
- Используйте символ звёздочки «*» в начале строки для начала новой темы. Далее пишите свой текст.
- Для ответа в начале строки укажите на одну звёздочку больше, чем в предыдущей реплике.
- Пожалуйста, подписывайте все свои сообщения, используя четыре тильды (~~~~). При предварительном просмотре и сохранении они будут автоматически заменены на ваше имя и дату.
Обращаем ваше внимание, что комментарии не предназначены для размещения ссылок на внешние ресурсы не по теме статьи, которые могут быть удалены или скрыты любым участником. Тем не менее, на странице комментариев вы можете сообщить о статьях в СМИ, которые ссылаются на эту заметку, а также о её обсуждении на сторонних ресурсах.