Литература без героя

6 июля 2018 года

В советские времена Анна Ахматова написала знаменитую «Поэму без героя» – стихотворные мемуары, в которых не было центрального персонажа, кроме навсегда ушедшего времени. При жизни поэтессы текст не был официально опубликован целиком – только фрагментами. Но в результате запретов «Поэма без героя» обрела широкую известность. А безнадежно звучащее название стало крылатой фразой. Сейчас пора расширить определение Ахматовой до формулировки «Литература без героя». И опять отнести его ко времени. Нашему. В котором в литературе сложилась престранная ситуация: она лишена положительных героев!

Коллапс детской литературы

Первыми тревогу забили библиотекари. По их статистике, в России в возрасте до 10 лет читают почти все дети. Зато в 13-15 лет количество юных читателей стремительно падает. Ребята массово теряют интерес к книге между 10 и 13 годами. Библиотекари и педагоги с ностальгией вспоминают советские книги о пионерах-героях («Четвертая высота», «Партизанка Лара», «Улица младшего сына» и пр.) и возлагают вину на новое поколение российских писателей: не создают, мол, им аналоги!..

Самый массово любимый герой читающего отрочества — Гарри Поттер: не совсем патриотичный и совсем не реалистичный. На нашей почве тоже рождаются книги «под Поттера» — фантаст Дмитрий Емец сначала написал цикл про Таню Гроттер, а затем о «Школе Ныряльщиков» — юных волшебников, ездящих на крылатых конях. Из ребят, обыденно катающихся на метро, почему-то герои не формируются.

Единственный роман о пионере-герое, написанный в наши дни — «Облачный полк» Эдуарда Веркина о Лене Голикове. Но он скорее для взрослых, чем для детей. В нем нет четкой раскладки на «черное» и «белое», Леня называется «Саныч» и выведен шальным парнем, для которого война похожа на жестокую забаву, да и вопросы вовсе недетские ставятся — об исторической правде, например. Надо отдать Веркину должное — о детях и подростках он пишет много и охотно. Но все персонажи Веркина — не сусальные образцовые мальчики и девочки, а ребята со сложной тинэйджерской психологией и порой неприятными характерами.

Считать ли детскую литературу особой областью, отделять ли ее от «взрослой»? Вряд ли. Все начинается с детства. Критик Лев Пирогов в статье «Погнали наши городских» говорит, что литература для детей — это страшная сила, ибо в 13—16 лет у человека формируются социальные стереотипы. А как быть, если дети не читают книг, а если и читают, то не находят в них добрых примеров для подражания? Пирогов мечтает вернуть книги нашим детям. Для этого тексты должны быть захватывающими. Как написать такие? Критик советует писателям писать сюжетно, просто, расставлять «плохих» и «хороших» героев так, чтобы была ясна авторская мысль, а «хороших» героев выводить привлекательными, как д’Артаньян, но брать из сегодняшнего дня. Тогда получится литература интересная и полезная. Но давать советы заведомо легче, чем их выполнять. Ведь для реализации этого завета нужны усилия. А зачем их прилагать, когда можно, почти не стараясь, стать популярным писателем?

Во «взрослой» литературе давно стала популярна «я-проза», как у Евгения Гришковца, когда человек выкладывает на бумагу все свои переживания. Внимание к внутреннему миру личности очень гуманно: да, каждый из нас уникален. Но не интересно никому, кроме самой выражающейся личности.

Потому, видимо, «я-проза» и схлынула, однако оставила преемника: блогосферу. Сегодня книги все чаще составляют из заметок в блогах (последние когда-то назывались «лытдыбр», «дневник» в латинском регистре русскими буквами). Так делают Алекс Экслер, Слава Сэ и другие. Хорошо лишь то, что эти хроники «а вот еще был прикол», веселые, в отличие от «я-прозы» и «лытдыбров». Но их ведение не заставляет авторов сильно напрягаться.

Литература «большая» или «малая»?

Уверенность в том, что литература в «нулевые» годы не создала запоминающихся образов положительных героев нашего времени, но упорно ищет их, стала «коллективным бессознательным» деятелей культуры. Незадолго до смерти классик «деревенской прозы» Валентин Распутин (1937 — 2015) горько размышлял о том же, о чем и учителя: почему теперь книг не читают. Он решил, что проблема как раз в отсутствии положительных героев. Правда, таковые должны были быть, по мнению Валентина Григорьевича, прежде всего идейными: «К нашим книгам вновь обратятся сразу же, как только в них явится волевая личность — человек, умеющий показать, как стоять за Россию, и способный собрать ополчение в ее защиту», — мечтал советский писатель.

Понятие «положительный герой» объяснил в свое время еще Федор Достоевский. Когда он писал «Идиота», по собственному признанию, желал «изобразить положительно прекрасного человека». Человека, лично совершенного и стремящегося мир сделать лучше. Правда, у князя Мышкина «облагородить» мир не получилось… но он хотя бы попробовал.

А много ли в современной прозе образов даже не «положительно прекрасных», а просто «хороших людей»?

Давайте посмотрим на списки литературных премий и ассортимент солидных издательств — тот, который немного сложнее кулинарных книг и сборников мандал, или так называемую «большую литературу».

В этом определении, которое любят критики и литературоведы (и писатели — оно лестное), заметен парадокс. «Большой» зовётся количественно малая — по сравнению с детективами, любовными романами и фэнтези — часть изданий. Это современная проза, претендующая на наследование традициям русской классики, в первую очередь — реализму. Классика по определению «великая». Её продолжательница — ну, не скажешь ведь «малая» с такими амбициями… Значит, «большая». Сокращенно — «боллитра». Звучит насмешливо, однако прижилось.

Новый старый реализм

Реализм в литературе в наши дни называется «новым реализмом». О методе и термине спорят, как о коте Шредингера: то ли он есть, то ли его нет, а если есть, чем отличается от «старого». Но даже если метода и нет, книги в этом духе все равно уже из литературы не вычеркнуть. «Новыми реалистами» сторонники метода считают авторов, дотошно описывающих окружающую их реальность: без идеализации, без обобщений, без символики.

Основоположники «нового реализма» — прозаики Сергей Шаргунов и Роман Сенчин. Шаргунов придумал формулировку «новый реализм». Его повесть «Ура!» — о наркоманах — стала программной для направления.

К отцам-основателям примкнули Захар Прилепин, Денис Гуцко, Михаил Елизаров, Дмитрий Новиков, Дмитрий Данилов и многие другие. У начинающих авторов стало даже модным творить в духе «нового реализма» — то ли с робкой надеждой войти в ряды современных классиков, то ли оттого, что писать о плохом проще, чем о хорошем. Тут ничего и выдумывать не надо.

Действуют у прозаиков «нового реализма» бездуховные маргиналы, наркоманы, бомжи, проститутки, люди с интеллектом не выше табуретки и прочие приятные ребята. Либо жертвы обстоятельств — войн, экономических кризисов, криминала, социальной несправедливости и т.п. В сборнике рассказов «Изобилие» 2012 года Сенчин описал людей, не способных самореализоваться, опускающихся, нелепо погибающих. Это очень жизненные образы, но можно ли их назвать героями в «достоевском» смысле? Вопрос риторический.

Яркий герой Захара Прилепина — подросток Санькя из одноименной повести, юный «нацбол», убивший человека ради своей партии. Персонажи повести Прилепина «Допрос» — парни Новиков и Лёха — антагонисты Саньке: они никого не убивали, кишка тонка, но их обвиняют в убийстве, тащат в полицию, буквально «выколачивают» признание и почти добиваются своего. Если бы не случайность, на ребят так бы и повесили дело, а они были бы бессильны защитить себя перед системой. Да и перед родными, которые враз поверили, что парни виновны — ведь за просто так никого не забирают!.. А вот центральный образ исторического романа Прилепина «Обитель» (о лагере на Соловках) — снова убийца, зэк Артём Горяинов: «шлепнул» отца, считает, было за что. В лагере стремится выжить любой ценой, сохранить тело, а не душу.

Недавно вышла неожиданная новинка от Дмитрия Глуховского, мастера эсхатологического фэнтези — триллер «Текст». Новая книга Глуховского условно реалистическая, подсмотренная «за окном». Наркополицейский подбросил студенту на дискотеке кокаин, задержал, оформил дело, парень сел, отбыл срок полностью, вышел и убил «Суку», а потом довольно долго выдавал себя за него, пользуясь его телефоном. Но коллеги погибшего заподозрили подмену, засекли убийцу, и он покончил с собой при задержании.

Какая уж тут идейность, о которой грезил Валентин Распутин! Мысль в этих книгах проводится самая примитивная: «Умри ты сегодня, а я завтра».

Классик апеллировал к военной литературе. В советские годы было написано много героических эпопей о Великой Отечественной (хотя и не всегда хороших — пафос обычно убивает художественность). Войнами наше время Бог тоже не обделил, а вот романами вроде «Живые и мертвые» — точно. «Патологии» Захара Прилепина, хроники милицейского батальона в Чечне, совсем не похожи на гимн солдатам-освободителям, так же, как и «Алхан-Юрт» Аркадия Бабченко. В них тоже звучит лейтмотивом: «Умри ты сегодня…"

Без идеи, без крыльев

Оставим в покое «новых реалистов»! Владимир Маканин (1937 — 2017) не входил в их ряд ни по возрасту, ни по огромному литературному стажу «родом» из СССР. Но самым громким и спорным военным романом «нулевых» был его «Асан». Герой Маканина, майор Жилин, интендант, воюющий в Чечне, продавал оружие и солярку противнику. После выхода романа его сторонники и противники бросились спорить о фактологии. Победила негативная точка зрения. После убедительного образа майора Жилина слово «идейность» с военной прозой стало плохо ладиться.

Даже «женская проза», по расхожим представлениям, сентиментальная и уютная, не имеет положительных героев, если не брать в расчет лубочные мелодрамы, создающиеся поточным методом. Мариам Петросян стала лауреатом Русской премии 2009 года с романом «Дом, в котором…». Его герои — душевнобольные и физически неполноценные дети, живущие в интернате. Характерно, что тот расположен Неизвестно Где — может, в рядовом областном центре, может, в Зазеркалье, а может, на Марсе. При всей реалистичности конфликтов между обитателями Дома роман — жуткая фантасмагория: Дом живой и диктует обитателям злую волю.

А если бы кто-то набрался смелости описать будни обычного детдома в российской глубинке, думаете, получился бы добрый и светлый роман с ангелочками без крыльев?..

Примеры отсутствия в «боллитре» положительных героев можно перечислять бесконечно. Автор героического фэнтези Ник Перумов, кстати, говорил в одном из интервью, что сознательно выбрал фантастику, устав от серого фона и депрессивных героев «боллитры». По мысли Перумова, фантастика почтеннее «боллитры», ибо дает человеку крылья.

Фантасты не одиноки в сознательном выборе принципиально другой литературы с принципиально иными героями: развлекательной. Те же мелодрамы предпочли писать многие девушки, понимающие чуткую душу товарок. Спрос на любовные романы с хэппи-эндом стабильный. Издательства давно сформировали конвейеры по «сборке» детективов и лав стори. Еще немного, и, кажется, изобретут «литературную машину», которую предсказал Джордж Оруэлл в знаменитой антиутопии. Но вот что интересно: на одном фланге «массолита» — «механическая сборка», а на другом — те авторы, что создали себе имена.

Во многих статьях о феномене современных книг «без героя» красной нитью проходит мысль о том, что русскую литературу «спасли» в 1990-е годы Дашкова, Донцова, Доценко и Акунин. Их романы интенсивно ищут положительного героя. И он всегда находится!..

Один прекрасный человек…

Замолвлю слово о самом положительном и романтическом герое массовой литературы: Эрасте Фандорине. «Фандориана» Бориса Акунина в этом году завершилась неоднозначно. Сейчас сам Глоба не сможет сказать, планируется ли продолжение саги за романом с кокетливым названием «Не прощаюсь» и грустным сюжетом: Фандорин в горниле Гражданской войны выбирает позицию «над схваткой», но «красный» и «белый», точно черт и ангел, ведут за его острый ум и знания борьбу, в итоге которой убивают к лешему — а не доставайся же ты никому!.. Формально точку похождений Эраста Петровича Акунин поставил, о чем и прессе сообщил. Пора, ведь ровно 20 лет, с 1998 года, Фандорин вершит справедливость! Устал и он, и автор, и самые преданные читатели.

В «фандориану» вошли 13 романов, сборник малой прозы «Нефритовые чётки» и сборник повестей «Планета Вода». Цикл открывался «конспирологическим детективом «Азазель"». В нем впервые появился юнец из обедневшего дворянского рода, служащий рядовым чиновником в полицейском управлении и выпросивший у наставника позволения расследовать дело, выглядящее как банальное самоубийство «золотого юнца». Размотанный клубок привел Эраста Петровича в гущу зловещих интриг — но и проявил его выдающиеся дедуктивные способности, которые помогут ему к закату жизни стать гениальным сыщиком и значительной персоной в царской России. Каждый следующий том был историей раскрытого преступления или серии преступлений с непременным участием Эраста Петровича и его слуги Масы.

На основании цикла можно уверенно утверждать две вещи. Борис Акунин вывел формулу оптимального расклада для романа с убедительно положительным героем — это раз (пользуясь любимой присказкой Фандорина). Эраст Петрович стал бы настоящим героем даже в глазах придирчивого Достоевского — это два. Он — «положительно прекрасный человек», не лишенный человеческих черт, делающих его образ убедительным.

По натуре Фандорин — истый аристократ XIX века: благороден, образован, неподкупен и верен принципам, хорош собой, безупречно одевается и безукоризненно воспитан (при этом всю жизнь самосовершенствуется). Иными словами, персонаж скорее идеальный, чем правдоподобный. Но у него случаются и неудачи на сыщицком поприще. Он так и не смог поймать зловредного мошенника Момуса из повести «Пиковый валет», а в «Черном городе» не понял, откуда ждать опасности. Эти просчеты избавляют образ Фандорина от сусальности. Акунин не забыл, что герою необходим психологический рост, и характер Эраста Петровича меняется с жизненными потрясениями: исчезает юношеская наивность, восторженность, им на смену приходят сдержанность, саркастичность. Но доброе сердце, и рыцарское отношение к женщинам остаются при нем. В отличие от женщин. В любви нашему герою не везет хронически. За это везет не только в карты, но в любые азартные игры: если игра честная, он непременно выигрывает, а уж коли проиграл, значит, противник мухлевал.

Из Японии Фандорин «привозит» кодекс личных правил, напоминающих самурайские. Среди них на первом плане верность долгу и чести и господину. В роли последнего в нескольких романах выступает государство. Пока Фандорин — чиновник особых поручений при московском генерал-губернаторе, он пребывает на службе системы. За это в романе о «бомбистах» «Статский советник» его бранит любовница Эсфирь. Фандорин отвечает, что в России все перепутано: злу (революции) служат порядочные и чистые люди, добро (законность, правопорядок, покой) охраняют мерзавцы. Мерзавцы — это чиновники: карьеристы, интриганы, коррупционеры уже тогда. И когда выясняется, что главный виновник разгула «бомбистов» - важный полицейский чин князь Пожарский, который «сдавал» то революционеров жандармам, то наоборот, чтобы перебили друг друга, а императорская фамилия негласно поощряла князя, зная о его методах, Фандорин уходит со службы. Далее Фандорин будет действовать как частное лицо в «Коронации», в «Любовнице смерти» - под именем Гэндзи, а в «Любовнике смерти» — как инженер Неймлесс (Безымянный, по-русски). Значит, у него есть собственная система ценностей, которую он не может предать даже ради Отечества.

…и тот уже умер

Одна беда — с изысканными манерами, галантностью и гипертрофированной честью Эраст Петрович — однозначно не наш современник, а «уходящая натура». Недаром первым испытанием, с которым он не справился, стало начало Первой мировой, а вторым — Октябрьская революция. В мире, который они породили, не осталось места гениальным и порядочным одиночкам. Впереди — битвы армий, о которых Акунин тоже написал: цикл «Смерть на брудершафт» о германском шпионе и российском контрразведчике.

Несовременность Фандорина, между тем, исторична. Человечество всегда «Золотой век» и «золотых людей» ищет в прошлом, которое романизирует и приукрашивает. В том числе — литературно.

Посмотрите: великая русская классика суперположительными героями тоже небогата. Какую фигуру из хрестоматии ни возьми — то «лишний человек», то нигилист, то террорист, то забитый и бессловесный мужик, то аферист, охотник за мертвыми душами, а то студент с топором. И все их пороки и страдания преподаются ученикам с чувством, толком, расстановкой и пиететом. Это наш золотой фонд (литературный, а не стабилизационный). Это герои наших лучших писателей! Пожалуйста, подражайте им, милые детки. Только топорик в парту «не ложьте» — как сказано в кино «Доживем до понедельника».

Исключения? Разве что князь Серебряный Алексея Толстого и Петруша Гринев Александра Пушкина. А что их объединяет? Они были уже для своих создателей представителями минувшей эпохи, «золотого века». К моменту создания текстов вымерли, как мамонты. «Что пройдет, то будет мило!» - сказал Пушкин и как в воду глядел. Спустя два века Борис Акунин написал роман с положительно прекрасным героем — и точно также поместил его в славном прошлом. Тенденция, однако!..

Но что делать тем, кто хочет найти положительных героев в современной, жизненной, не выдуманной прозе? Право, не знаю. Я вот уже отчаялась.

Есть один выход: заняться созданием положительных людей самим. Если появится у нас популяция добропорядочных, наверняка о них кто-нибудь из писателей напишет! Не может быть, чтобы всем авторам искренне хотелось только ковыряться в этом самом.

Но с чего начать облагораживание человеческой породы?..

Давайте предложим всем издательства срочно, гамузом, перейти на выпуск мандал! Психологи уверяют, будто бы, раскрашивая мандалы, можно достичь просветления и самому стать положительным, будто Будда. А художественную прозу до поры до времени отложить.

Источники править

 
 
Creative Commons
Эта статья содержит материалы из статьи «Литература без героя», автор: Елена Сафронова, опубликованной Ревизор.ру и распространяющейся на условиях лицензии Creative Commons Attribution 4.0 International (CC BY 4.0) — указание автора, оригинальный источник и лицензию.
 
Эта статья загружена автоматически ботом NewsBots в архив и ещё не проверялась редакторами Викиновостей.
Любой участник может оформить статью: добавить иллюстрации, викифицировать, заполнить шаблоны и добавить категории.
Любой редактор может снять этот шаблон после оформления и проверки.

Комментарии

Викиновости и Wikimedia Foundation не несут ответственности за любые материалы и точки зрения, находящиеся на странице и в разделе комментариев.