Математика и куклы: новые балеты в Большом театре

22 ноября 2018 года

Оба балета – каждый по-своему — следуют давней традиции, одновременно её нарушая.Уильям Форсайт – живой классик, но такого типа, которого, как волшебника Гудвина из Изумрудного города, принято называть великим и ужасным. Многие не понимают, как к нему относиться.

С одной стороны, Форсайт работает с классической лексикой, в которой нетрудно узнать наследие эстетики девятнадцатого и неоклассики двадцатого веков. Но помещает все эти батманы и арабески в такой психофизический контекст, и так смещает центры тяжести танцующих тел, что привычные балетные па становятся почти неузнаваемыми. Не по внешнему рисунку, а по пространственно-хронологическому наполнению.

«Артефакт-сюита» — бессюжетный балет в двух частях. Его смысл — столкновения и противоборства танцевальных напряжений. Игра телесными ракурсами. Симметрия и ее нарушения (все делают одно, но кто-то все время выламывается из общего порядка).

Из разрозненных деталей складывается стройная картина. Кажется, что Форсайт не сочиняет, а монтирует свои композиции, как конструкции. Все эти молниеносные коллективные падения на пол. Внезапные опускания черного занавеса, а когда он снова поднимается — на сцене совсем другая картинка, другое построение. Задранная вертикаль — это нога балерины. Невозмутимая гибкость и откровенная спортивность — идеал танцовщицы, воспринятый Форсайтом от Баланчина.

Форсайт — математика и дисциплина, прежде всего. Но вот парадокс. Миф о формализме мастера, якобы использующего музыку как фон для своих экзерсисов, «Артефакт-сюита» стремительно развеивает. Бах в исполнении Натана Мильштейна и одинокий «живой» рояль с минималистскими каденциями рождают у Форсайта во многом разные решения, танцевальные и визуальные, вплоть до постановки света.

Черные колготки и золотисто-песочные трико, изменчивая светотень, приоритет солистов и « партерный» танец — это Чакона из второй Партиты для скрипки. Тела и даже отдельные па по-разному выглядят в разном освещении, что отважно корреспондирует с взлетами и падениями баховской музыки. Во второй части - темно- зеленые купальники, прыжки, танец кордебалета и ровность яркости софитов. Фактически Форсайт занимается цветомузыкой. Особого типа.

Наши танцовщики как солисты, так и кордебалет, танцуют увлеченно и броско, но все время смягчают предписанную жесткость. Видимо, это неизбежно. Есть «русский Форсайт», как есть «русский Баланчин», со всеми плюсами и минусами этого понятия. В то время как этот балет предполагает как бы «танцующую машину» (насколько человек может быть машиной), Ольга Смирнова и Семен Чудин напоминают о балетных лебедях и принцах, хотя сами по себе они —безусловные звезды яркого сияния. Вторая пара — Анастасия Сташкевич и Вячеслав Лопатин — танцуют гораздо точнее по отношению к архетипу балетов Форсайта.

Скрепляющей фигурой обеих частей балета становится загадочная женщина в голубом (Нелли Кобахидзе), производящая сложные пассы руками. Она — другая пластически, и, возможно (если включить воображение) — ее руки наколдовывают эти технологии освоения пространства. Когда воздух — будто плотная субстанция, и его будто нужно «проткнуть» руками и ногами. Когда сопоставляется разность скоростей движения (двух пар солистов и кордебалета). Когда главным становится контраст «походки роботов» (с пятки) и игра вытянутых в струнку носков. Или синкопы, пространственные « свинги», с хлопками ладоней.

«Петрушка» — очередная версия этого названия на музыку Стравинского (ею на премьере в Большом дирижировал Павел Клиничев), навеянная первой, легендарной постановкой Фокина-Бенуа, сделанной в начале двадцатого века для «Русских сезонов» Дягилева в Париже. Сюжет — вечная коллизия: некий Фокусник владеет тремя куклами — кичащимся физической силой, тупым Арапом, которого любит пустоголовая красотка-Балерина, отвергая влюбленного в нее утонченного лузера Петрушку. Арап убивает Петрушку, но герой бессмертен и бессильно грозит Фокуснику и миру.

Правда, в спектакле Клюга мало буквальной этнографии, которая есть в музыке и которая цвела пышным цветом у сценографа первой «Петрушки», Александра Бенуа, вспоминавшего старинные петербургские ярмарки и балаганы. В Большом театре действуют мобильные декорации в виде громадных цветных (не расписных, а монохромных) матрешек с лицами просветленных будд на боках. Этакие «дома» героев от сценографа Марко Япеля, с условным намеком. Непонятно на что: в героях балета нет и капли стремления к нирване. Есть жители этих «домов» — кордебалет, который, в общем-то, сам по себе, и бездумно веселится, только в финале скорбя над мертвым Петрушкой. И на фоне этой лубочной — не-лубочной картинки есть драма ведомых, угнетаемых ведущим. Одна из главных коллизий «Петрушки», как бы ее ни ставили.

Она разыгрывается в смеси «кукольных» па с элементами балета и русского народного танца: нарочито «искусственные», угловатые и(или) разухабистые притопывания, не гнувшиеся, как у пупсов, руки, псевдо-кадрили с «ковырялочками», девки— в платьях с намеками на игрушку, парни — в шубах на голое тело. И все это — как с модного подиума (художник одежд — Лео Кулаш). Можно увидеть сувенир «а-ля рюсс». Можно — мир вневременного жестокого эксперимента с человеческим порогом чувствительности. В общем, это жизнь марионеток.

Кроме Фокусника-кукловода (Георгий Гусев). Чья зловещая фигура в черном (снаружи — как душа внутри) кажется, вездесуща в этом мире и, кажется, находит особенное удовольствие в манипуляции другими.

Трости, которыми Фокусник формирует пластическое поведение главных героев, то и дело превращаются в рапиры, ими можно проткнуть насквозь. А деревянные остовы кукол-марионеток, а может, бездушные манекены, которые буквально носят на себе герои — способ показать, что живое тело танцовщика — не тело вовсе, а душа. Хоть равнодушная, как у балерины (Екатерина Крысанова) и Арапа (Антон Савичев), хоть страдающая, как у Петрушки. (Денис Савин). Кстати, танцуют все они замечательно.

Финал — душа убитого Арапом Петрушки «улетает» в небытие, ведомая неким петрушечным двойником, а на земле валяется лишь бездушная деревяшка. А самый конец — как у Фокина: бессмертный страдалец машет руками миру. Что он говорит? Если бы знать.

Также читайте на портале Ревизор.ru: Интервью с Эдвардом Клюгом

Источники

править
 
 
Creative Commons
Эта статья содержит материалы из статьи «Математика и куклы: новые балеты в Большом театре», автор: Майя Крылова, опубликованной Ревизор.ру и распространяющейся на условиях лицензии Creative Commons Attribution 4.0 International (CC BY 4.0) — указание автора, оригинальный источник и лицензию.
 
Эта статья загружена автоматически ботом NewsBots в архив и ещё не проверялась редакторами Викиновостей.
Любой участник может оформить статью: добавить иллюстрации, викифицировать, заполнить шаблоны и добавить категории.
Любой редактор может снять этот шаблон после оформления и проверки.

Комментарии

Викиновости и Wikimedia Foundation не несут ответственности за любые материалы и точки зрения, находящиеся на странице и в разделе комментариев.