Президентский Совет по правам человека – «муляж» или реальный орган?
4 августа 2012 года
<dynamicpagelist> category = Опубликовано category = Россия count = 6 orcer = addcategory suppresserrors = true namespace = Main </dynamicpagelist>
2.svg)
До даты окончания подачи анкет-заявок кандидатов в члены Совета при президенте Российской Федерации по развитию гражданского общества и правам человека осталось две недели. Объявление об этом опубликовано в четверг 2 августа на официальном сайте Cовета.
Новый способ формирования общественной организации наравне с массовыми нарушениями в ходе президентских выборов, прошедших в России в декабре, вызвали немало споров в стане правозащитников и привели к тому, что ряды Совета покинуло много известных людей. В тоже время немало ветеранов правозащитного движения пока решили воздержаться от радикальных шагов.
Корреспондент Русской службы «Голоса Америки» поговорил как с теми, так и с другими.
Людмила Алексеева: «Я всюду говорю то, что думаю»
Глава Московской Хельсинкской группы (МХГ) Людмила Алексеева подробно объяснила, почему она не покинула совет.
«Президентский совет — это особое дело, — сказала она. — Я не собираюсь уходить из него в знак протеста против безобразного антиконституционного закона о митингах и шествиях, об НКО, о клевете, о готовящемся, тоже безобразном, законе об интернете и так далее. Почему? Потому что я не оппозиционный политик. Я вообще не политик. Я правозащитник. А правозащитник должен защищать своих граждан от государства и его чиновников, которые нарушают права человека. Будучи в президентском совете, я имею больше возможностей для такой защиты. И я просто не имею права покидать совет до тех пор, пока он дает мне какие-то, пусть маленькие, ограниченные возможности для защиты прав моих сограждан».
Виктор Васильев: Что-то может заставить вас изменить решение?
Людмила Алексеева: Вот если этот Совет станет совсем неработоспособным, я из него уйду. Мне не надо быть при президенте. Потому что у нас гражданское общество уже относится с осуждением к тем организациям, которые состоят при властях. И я их понимаю. Потому что когда люди состоят в каких-то организациях при властях, то им приходится поступаться какой-то долей своей независимости. Но по себя я точно знаю, что я вот, состоя в этом президентском совете уже 10 лет, ни разу не позволила себе не сказать то, что я думаю о своих властях.
Если президент принимает антиконституционные законы или высказывается антиконституционно, то я об этом говорю публично, говорю президенту, говорю в СМИ. Не нравится президенту это, он может своим указом исключить меня из совета. Это его право. Но я никаких подписок о лояльности не давала и не буду давать. Не собираюсь утрачивать хоть маленькую долинку своей независимости от того, что я состою в совете при президенте по правам человека, в общественном совете при министерстве внутренних дел, в комиссии по сотрудничеству с общественными организациями при Мосгорсуде и во многих других организациях. Я всюду говорю то, что думаю. И именно ради этого в этих советах и состою. Поэтому уходить оттуда у меня нет никаких оснований.
Дмитрий Орешкин: «Ни за что не вернусь»
В свою очередь, политолог Дмитрий Орешкин, ушедший из Совета, сказал, что хотя и несколько сомневается в своевременности своего поступка, но решения не изменит. «Назад ни за что не вернусь, — продолжил он. — Просто иногда возникает чувство сожаления. Думаешь, что мог бы быть там еще полезен, смог бы что-нибудь сделать».
Виктор Васильев: А как вы восприняли последние законодательные инициативы, исходящие из властных структур?
Дмитрий Орешкин: Они укрепили меня в моей правоте. Федотов (председатель совета — В. В.) пишет бумаги, над ним откровенно глумятся, издеваются. Но что тут скажешь? С другой стороны, Путин поздравляет Алексееву с юбилеем. Она, видимо, решила, что ее будут как-то слушать. А мне кажется, что он уже никого не будет слушать. По моей же части вообще нет сомнений. Потому что я занимаюсь выборами. Они победили с помощью фальсификата. Соответственно, то, что я говорю про фальсифицированные выборы, они не слушают. Но и чего мне тогда там делать?
В. В.: Для чего вообще власти этот Совет?
Д. О.: В основном, чтобы создать видимость (правозащитной деятельности). С одной стороны, это, конечно, муляж. Но есть и еще одна составляющая. Если в стране есть честные и независимые суды, если прокуратура служит закону, а не частным лицам, то функция правозащитной деятельности почти всегда естественным образом реализуется через институт суда. Если ваши права ущемлены, вы идете в суд, и он в большинстве случаев ваше попранное право, исходя из действующего законодательства, защищает. Потому что он интерпретирует нормы закона, а не волю начальства. Когда же судья интерпретирует волю начальства, тогда, естественно, права человека защитить некому, и необходимо создавать какой-то паллиативный орган, который как бы защищает эти права.
Но ведь у нас же десятки тысяч судей по стране, а в Совете по правам — 40 человек. Если они будут, не разгибаясь, пахать по 24 часа в сутки, что невозможно, то все равно права всех граждан защитить не смогут. Их функция — «милость к падшим призывать». Видеть наиболее прорывные дела, на них концентрировать внимание и говорить, что там-то, там-то нарушены права. Как, например, в случаях с Ходорковским и Магнитским. На Западе у аналогичной структуры, если она есть, другая функция. Там больше анализируют законодательство, а не выступают по конкретным делам. У нас же судьи закону не подчиняются. Вот и приходится Совету изображать бурную правозащитную деятельность, подчеркивая, что суды со своей задачей совершенно не справляются.
В. В.: Какова степень эффективности работы такого органа?
Д. О.: Меньше, чем у паровоза Ов — «Овечки» (построен в начале 20 века, коэффициент полезного действия — 4,2 %). КПД чудовищно низкий. Совет даже не может выступать с законодательными инициативами.
Источники править
