Про лошадь, партбилет и цензуру

22 января 2017 года

С именем Владимира Войновича связано немало громких скандалов. Его Чонкин долгое время возглавял строку “антигероев” СССР. Войнович взял на себя смелость написать о том, что думают и говорят. В Советском Союзе этот устный фольклор, начиная с середины 20-х, как мусор, не выносился на суд читателей. Сегодня новый Пегас Владимира Николаевича спустился “с небес” в виде “Малинового пеликана” — так называется его новая книга. Легко ли быть писателем в современной России и в чём кроется главный секрет его немеркнущей популярности? Об этом писатель рассказал на встрече с журналистами.

В современном мире опять возникли вопросы о цензуре. А кто Ваш главный цензор?

Главный цензор — я сам. Видите ли, когда говорят, что художник должен быть свободным… Конечно, должен. Но в то же время он не свободен полностью, потому что в нём сидит что-то, не дающее пользоваться словами, способами, выражениями других. Это зависит прежде всего от вкуса.

Есть высокопарное понятие свободы творчества, а есть — бремя таланта. Вот талантливый человек может интуитивно начать двигаться совсем в другом направлении, чем задумывалось. У меня так было с “Чонкиным”. Начинал писать, как безобидный роман о простом советском солдате, но чем дальше, тем лучше понимал, что этот эпизод уже не пройдет, а за это меня могут и в тюрьму посадить. Дошёл до того, что под погибшей лошадью обнаруживается записка: “Если погибну, прошу считать коммунистом”. Написал, отошёл и подумал: ну за эту фразу меня точно убьют. Я даже хотел её изменить, зачеркнуть, но преодолеть себя не смог. Семь бед — один ответ. Оставил. Меня, конечно, попрекали за неё. На допросе в комитете государственной безопасности интересовались, правда ли я считаю, что лошадь хотела быть коммунистом. Я отвечал: почему бы нет? Если люди хотят, то чего лошадь не может?

Как Вы оцениваете возможность к самовыражению сатирика в современной России, учитывая ужесточения законодательства?

Думаю, что писателю не надо заморачиваться на этот счёт. В первую очередь, ответь себе на вопрос: что ты страстно хочешь написать? Если чувствуешь, что это необходимо, то надо делать. Потому что законы — на бумаге, а в жизни по-разному бывает. Приведу пример: песни Высоцкого шли вразрез с идеологией Советской власти, но невольно очаровывали конкретных её представителей, которые всё ему прощали. Искусство такая вещь, к которой формальные законы не применимы. В Советское время я сам их нарушал. В первую очередь, это коснулось запрета печататься за границей. Сказал себе: да, нельзя, а я буду — и делайте со мной, что хотите.

То есть, на языке современной идеологии Вы поступили не патриотично…

Логичнее задать другой вопрос: кто именно предъявляет такое обвинение? Ведь патриотизм — не система лозунгов, а чувство, которое обычно выражают делами, а не словами. Чтобы проверить обличителя, нужно сначала посмотреть, что этот человек уже украл или только собирается украсть — тогда всё сразу встанет на свои места.

Польский писатель-сатирик Станислав Ежи Лец писал: “Когда людям не до смеха, рождаются сатирики”. Как Вы можете это прокомментировать?

Действительность, в которой не до смеха — сама по себе смешна.

Мне не раз приходилось слышать мнение, что вся хорошая современная русская литература по-прежнему пылится в столах, а издатели предпочитают выпускать книги по принципу количества продаж. Из-за этого многие способные литераторы переходят сплошь на заказуху или пишут исключительно в угоду публике. Сериалы убивают не только телевидение, но и тормозят развитие литературы. Вы с этим согласны?

Надо разделять писателей чисто коммерческих, которые могут писать даже хорошо, но по заказу, и писателей по призванию, для которых главное — самовыражение и отражение волнующих событий. Хотя мотивации вроде похожи, способы выражения и конкретные задачи, конечно, отличаются. Я лично следую заветам Пушкина: “не продаётся вдохновенье, но можно рукопись продать”. Я, когда пишу, не думаю ни о каком бизнесе. Задумываюсь, только когда закончу — вот бы издательство заплатило побольше, чем последний раз! Всегда приятно услышать, что книг продаётся много.

Мне их бесконечно жаль. Ещё в молодости я имел возможность убедиться, что это своего рода болезнь. Когда я приехал в Москву, то стал членом литературного объединения “Магистраль”, которым руководил замечательный человек — поэт, писатель и критик Григорий Михайлович Левин. У нас собиралась весьма разношёрстная публика, если иметь ввиду степень литературного таланта. Из “Магистарли” вышло несколько замечательных писателей. Но была и другая группа участников: они обычно ходили с большими портфелями и писали, писали, писали… Им казалось, что они делают это хорошо, на самом же деле, это был тот случай, когда количество не переходит в качество. Несчастнейшие люди! Они никого не хотели слушать, настолько испытывая неустанную потребность писать, что даже забрасывали другую работу, на этой почве ссорились с родными, оставляя жён и детей без средств к существованию, потому что их не печатали… С подобным наваждением справиться очень сложно. Я по этому поводу даже стихотворение написал.

Был вечер, падал мокрый снег,

и воротник намок.

Сутулил плечи человек

и папиросы жег.

Он мне рассказывал о том,

что в жизни не везет.

Мог что угодно взять трудом,

а это не возьмет.

Он долго думал — все равно

не знает, отчего

искусство любит, а оно

не жалует его.

Давно он сам себе сказал:

зачем себе ты врешь?

Пора понять, что Бог не дал

таланта ни на грош.

Пора, пора напрасный труд

забыть, как страшный сон…

Но, просыпаясь поутру,

спешит к тетради он.

И снова мертвые слова —

ни сердцу, ни уму…

За что такая вот судьба,

зачем и почему?

“Ну, мне сюда”.

В руке рука.

Сказал вполусерьез:

“Давай пожму ее,

пока не задираешь нос”.

И, чиркнув спичкой, человек

за поворотом сник.

Я шел один, и мокрый снег

летел за воротник.

Когда я потом встречал начинающих писателей с признаками графоманства, то всегда уговаривал их бросить писать, чтобы избавить от несчастья.

Что же касается лично меня, то в начале творческой деятельности я был недоволен собой, считая, что пишу плохо…

Есть ли у Вас свои “маленькие” писательские хитрости? Только одному Вам присущие приёмы?

Я всегда анализирую ту действительность, которую вижу — то, что происходит сейчас и то, что, возможно, будет происходить дальше. На таких наблюдениях основан роман “Москва 2042”. Стараюсь отслеживать тенденции, существующие сегодня и представлять, во что они разовьются в будущем. Если где-то угадываю, то только благодаря наблюдениям и анализу. Например, в 60-70-х сложилась тенденция: всё больше людей шло в церковь, которая была практически запрещена. Я тогда подумал, что в дальнейшем это может вылиться в слияние церкви и государства. Так в романе возник образ отца Звездония.

Бывают ли советы от читателей, которыми невозможно пренебречь?

Конечно. Я всегда слушал критику. Тем более, что реакции на мои произведения бывают разные. Часто мои книги задевают кого-то. Например, у меня был персонаж — агент КГБ в Америке — женщина с большим задом. Никого конкретного я не имел ввиду, тем не менее проклятий в свой адрес услышал много. Моя позиция такова: если читатель в целом принимает моё творчество, то его критика может быть очень полезна. К человеку, который в принципе его отвергает, прислушиваться не стану — ничего полезного он не скажет.

Какие отзывы вы чаще всего слышите от читателей?

Восторг. (смеётся)

Бывают ли у писателей учителя? Если да, то кого Вы считаете своими?

В начале своего творчества практически каждый писатель берёт кого-то за образец. Затем, формируясь, отходит от этого. Некоторые опираются на современников, другие — на классиков. Если бы я никого не читал и не анализировал, то писал бы, наверное, по-другому. Мои любимые писатели — Гоголь и Чехов. Но больше всего я читал, перечитывал и перечитываю до сих пор “Капитанскую дочку” Пушкина. При случае всегда останавливаю выбор именно на этой книге.

Испытывали ли Вы, находясь вдали от Родины, чувство ностальгии?

Да, когда я оказался за границей, оно настигло меня. Когда существовал железный занавес, разлука ощущалась острее, потому что, как правило, уезжая из СССР, прощались с родными и друзьями навсегда. Сейчас несколько иная ситуация — настолько сильного чувства ностальгии не возникает, потому что человек может вернуться практически в любой момент, может ездить куда хочет и сколько хочет.

На основе материала открытого интервью издательства “Эксмо”.

Источники править

 
 
Creative Commons
Эта статья содержит материалы из статьи «Про лошадь, партбилет и цензуру», автор: Алла Мироненко, опубликованной Ревизор.ру и распространяющейся на условиях лицензии Creative Commons Attribution 4.0 International (CC BY 4.0) — указание автора, оригинальный источник и лицензию.
 
Эта статья загружена автоматически ботом NewsBots в архив и ещё не проверялась редакторами Викиновостей.
Любой участник может оформить статью: добавить иллюстрации, викифицировать, заполнить шаблоны и добавить категории.
Любой редактор может снять этот шаблон после оформления и проверки.

Комментарии

Викиновости и Wikimedia Foundation не несут ответственности за любые материалы и точки зрения, находящиеся на странице и в разделе комментариев.