Рождественская магия в Театре Сац

18 декабря 2017 года

Это было даже не между Сциллой и Харибдой! Там достаточно чувствовать габариты, и ты спокойно пройдёшь между ними. Здесь же была многоуровневая игра, игра с большим количеством параметров и Георгий Исаакян с сотоварищами эту игру выиграли.

Нет-нет, начнём с самого начала.

А с самого начала в опере, как правило, бывает увертюра, и увертюра в опере Н.А. Римского-Корсакова “Ночь перед Рождеством” в постановке Московского государственного академического детского музыкального театра им. Натальи Сац сразу задала уровень класса “Ах!”.

Потому что здесь одновременно сошлось всё — и невероятно живописная музыка Римского-Корсакова, практически визуально рисующая и мерцающие звёздочки на небе и искорки снежинок на сугробах и крышах запорожских хат; здесь же мастерски исполненное А. Араповым труднейшее соло валторны; точно выстроенная форма и настроение самой увертюры музыкальным руководителем постановки и дирижёром Е. Бражником; занавес, на котором изображён хутор близ Диканьки в рождественскую ночь вот именно таким, как у Гоголя, но ещё более обобщённо-символическим, как бы вписанным в окружность снежного вихря, а может, и самой вращающейся Вселенной, и наверху в углу месяц с казацкими усами — фактически персонаж, с которого начинается опера.

А потом, когда занавес поднимается, зритель с изумлением видит всё то, что только что было нарисовано на занавесе, но уже совершенно настоящее и ещё более сказочное, насколько может быть сказочным настоящее в рождественскую ночь. На сцене находится тот самый хутор, что был описан Гоголем — множество домиков размером метр-полтора со светящимися окошками, которые выглядят так, как маленькие игрушечные домики, ратуши или кирхи с лампочками внутри, какие бывают теперь во многих семьях на Новый год.

Плюс к этому еле заметно подмешанные к музыке звуки вьюги и лай деревенских собак, позёмка, выдуваемая из-за крайнего домика…

Всё это сопровождается постоянными вздохами восторга детей и взрослых по всему залу. Поэтому, не затягивая, мои поздравления художнику-постановщику Станиславу Фесько и художнику по свету Сергею Мартынову. А когда ещё и Солоха вылетела из трубы, да сам чёрт появился около месяца! Хотя, скажу я вам, петь, вися на тросах, да ещё и с пятачком на носу…

Так вот, задача у создателей постановки была очень непростая.

Одной из первых и главных проблем является сама музыка Н.А. Римского-Корсакова, причём, сам-то он в этом совсем не виноват. Просто его музыкальные и технические наработки были взяты на вооружение и растиражированы композиторами, работавшими в советском кинематографе 20-50-х. Фактически, Николай Андреевич может считаться отцом советской киномузыки, и постоянно возникало опасение, что в сочетании с сюжетом, типажами и костюмами, всё это сейчас скатится к стилистике киностудии им. Довженко.

Слава Богу, этого не произошло, да и не могло произойти по нескольким причинам.

Во-первых, есть такая замечательная штука как репутация, и репутация умной, образованной и ироничной команды театра им. Сац такой ход событий исключала. Во-вторых, и публика другая, всё-таки с тех пор лет семьдесят прошло. Хотя именно в этом аспекте постановки была та самая, особо тонкая грань между Сциллой реанимации соцреализма в опере и Харибдой реализации “режоперы”.

Отдельная история — адресность постановки. При исполнении всего материала качественно “по-взрослому”, постановка достаточно чётко даёт понять, что это - опера для детей. В ней высвечены зрелищные и сказочные аспекты либретто и смикшированы цели, с которыми к несравненной Солохе пришла добрая половина мужского населения хутора. Впрочем, дети и сами достаточно точно ограничивают рамки своего восприятия окружающей действительности с помощью присущей им здоровой психики.

“Не поминайте лихом!”, — спел Кузнец Вакула, отправляясь топиться в холодной воде. “Пока”, — дружелюбно произнёс тоненьким голоском ребёночек, что сидел позади меня.

И, сюда же, к детям — режиссёрское и визуальное решение полёта Вакулы на чёрте в Петербург и обратно (видео Мария Степанова) - сначала, конечно, разбег и взлёт, когда мимо участников полёта с возрастающей скоростью мелькают деревья, а потом - ракурсы, напоминающие финальные кадры из “Людей в чёрном” или фотографии из Googlemap с высоты. Особенно трогательно смотрится вид сверху не только на свергающий огнями Петербург (“И вдруг заблестел перед ним Петербург весь в огне. Тогда был по какому-то случаю иллюминация”), но и освещённые дороги и окрестные деревушки — такое дружеское подмигивание со стороны создателей картинки. Это всё знакомые каждому ребёнку виды из самолёта или из космоса — и жизнь пересекается со сказкой.

“Ночь перед Рождеством” — раздолье для художника по костюмам (Мария Кривцова). Здесь и вариации на темы народных костюмов, и создание гоголевских образов, и фантазии в костюме чёрта, а уж говорить о костюме Пацюка и вовсе невозможно — это просто надо видеть, потому что костюм и есть Пацюк.

Отдельное удовольствие по части костюма — это картина бала во дворце, одна форма париков чего стоит. Каждый из париков - фантазия на тему. А царица просто шикарна - ей-богу, оперное искусство Российской империи много потеряло от запрета выводить монарших особ на сцену. Советская опера, выведя на публику Ильича, приобрела многое, пусть даже и не предоставив ему возможности попеть, но на ленинском костюме не разгуляешься.

А здесь — красота неземная!

И, кстати говоря, очень изящной и правильной стала идея на полях программки к спектаклю напечатать эскизы костюмов с рабочими техническими пояснениями - любознательному зрителю сразу становится понятен масштаб задач, проблем и знаний, который сопровождает создание театрального костюма.

Конечно же, если говорить о вокальных партиях и исполнителях, то для такой лаконичной оперы (а общая продолжительность чистой музыки меньше полутора часов) действующих лиц слишком много, отсюда и вокальная фрагментированность. При этом, буквально за считанные минуты солисты оставляют совершенно неизгладимое впечатление. Таковы Баба с фиолетовым носом (Е. Ковалёва) и Баба с обыкновенным носом (С. Осиповская), устроившие темпераментную дискуссию о способе кончины Вакулы, Пацюк (Н. Петренко), у которого буквально пара реплик или Дьяк (С. Петрищев), который был одинаково хорош и вокально, и актёрски, Царица (А. Шайтанова), создавшая действительно царственный образ.

Чёрту повезло больше - эта довольно развёрнутая роль для харáктерного тенора была ярко исполнена Михаилом Чесноковым.

Чуб (А. Хананин), Голова (Д. Почапский), Панас (М. Богданов) и обаятельная, кокетливая Солоха, партию которой исполнила А. Романова — украшения спектакля.

Оксану спела Анастасия Лебедюк, виртуозно исполнив партию, стилистически имеющую корни в колоратуре Людмилы из оперы Глинки, а Кузнеца Вакулу — Руслан Юдин, проведя свою значительную роль через весь спектакль.

Спектакль завершился, естественно, согласием Чуба выдать дочь за кузнеца, финальным дуэтом счастливых Оксаны и Вакулы, и венчало всё это действие сказочное появление на сцене рождественских ангелов, вот точно таких, как бывают на картинках или как ёлочные игрушки и финальный рождественский хор. Под оркестр, колокола и орган.

Униаты, наверно.

Источники

править
 
 
Creative Commons
Эта статья содержит материалы из статьи «Рождественская магия в Театре Сац», автор: Владимир Зисман, опубликованной Ревизор.ру и распространяющейся на условиях лицензии Creative Commons Attribution 4.0 International (CC BY 4.0) — указание автора, оригинальный источник и лицензию.
 
Эта статья загружена автоматически ботом NewsBots в архив и ещё не проверялась редакторами Викиновостей.
Любой участник может оформить статью: добавить иллюстрации, викифицировать, заполнить шаблоны и добавить категории.
Любой редактор может снять этот шаблон после оформления и проверки.

Комментарии

Викиновости и Wikimedia Foundation не несут ответственности за любые материалы и точки зрения, находящиеся на странице и в разделе комментариев.