Сетевой писатель-фантаст и утопист Алекс Розов

16 ноября 2018 года

Эксклюзивное интервью русскоязычного сетевого писателя, топ-блогера Алекса Розова, чья книжная серия «Меганезия» журналом «Питерbook» причисляется к «самым значительным явлениям сетевого самиздата». Специально для Викиновостей записал М. Сколов.

А. Розов — скептик техногенного глобального потепления. На картинке — график Килинга

Мит Сколов: Алекс, добрый день! Здороваюсь с тобой и сразу, когда следует далее как-то охарактеризовать тебя для широкой публики, запинаюсь: кто ты? Современный российский (русский?) писатель? Писатель-фантаст? Согласен ли ты сам с таким определением, насколько оно верно?

Алекс Розов: Просто писатель-фантаст. Не люблю национальные идентификаторы.

М. С.: Не мог бы ты более подробно рассказать о самом себе? Я понимаю, что для тебя, учитывая твою антиклерикальную деятельность и нынешние реалии, это может быть небезопасно. Скажи хотя бы, например, какие три книжки оказали на тебя наибольшее впечатление в детстве/юности.

А. Р.: (Отправляет к своему профилю(недоступная ссылка) в ЖЖ и к статье в Циклопедии.)

Три книги, оказавшие наибольшее влияние: 1. Дюрренматт — «Визит старой дамы». 2. Лазарчук — «Мост Ватерлоо». 3. Лем — «Сумма технологии».

М. С.: Уточняю: это книги, оказавшие наибольшее влияние именно в молодости, или же на протяжении всей жизни?.. О тебе совсем почти ничего неизвестно, ни о происхождении, ни о полученном воспитании, ни о жизненном пути…

А. Р.: Это книги, оказавшие влияние примерно в 30 лет (сейчас мне 55). До этого я читал много разного, и не могу выделить, что и как повлияло. Скорее повлиял общий фон антологии НФ того периода и научно-популярной литературы. В остальном из моих сетевых биографий наиболее близка к реальности та, что сейчас имеется в Циклопедии… Я рос и воспитывался во вполне обычной семье советских ИТР, с соответствующим уровнем доходов, возможностей, и стилем отдыха. С учётом того, что я вырос в Ленобласти, все мои впечатления до самостоятельного периода жизни ограничивались советской (в то время) Прибалтикой и Причерноморьем. Всё остальное началось после 20 лет, но это уже относится к институтской студенческой жизни.

М. С.: Возвращаясь к указанным тобою трём книгам. Неудобно признаваться в собственной необразованности, но лично мне незнакомо имя Дюрренматта. Я тут одним глазом глянул в смартфон — русская Википедия в преамбуле статьи о нём подаёт его как «одного из крупнейших писателей послевоенной Европы», а украинская Википедия пишет: «Парадоксальные по своей сути, его произведения не дают однозначных ответов на вечные вопросы, но вынуждают задумываться…» Я прочитал последнее и подумал (наверное, неспроста ты поставил его на первое место), что, как по мне, сильная сторона твоего творчества — в побуждении к мысли, мне так кажется. Или ты претендуешь на то, чтобы давать ответы?

А. Р.: «Устаревают не только ответы, но и вопросы» © Эрнест Хемингуэй. Я претендую лишь на то, чтобы конкретизировать эту фразу дедушки Хэма, а именно: «вечные вопросы» устарели (причем устарели ещё в середине прошлого века). Грубо говоря: они ни о чём. Перед человеком поставлены лишь функциональные вопросы, относящиеся к нему, как к коллективному животному, с несколько более развитым мыслительным и коммуникативным аппаратом, чем у других видов шимпанзе, и опосредованно к нему, как к индивиду, включенному в стаю (популяцию) аналогичных индивидов. Человек может ставить функциональные цели, несколько выходящие за рамки его индивидуальной жизни, и относящиеся к его биологическим потомкам и к потомкам близких ему индивидов на протяжении нескольких прогнозируемых поколений.

М. С.: …А в целом главный вопрос — это вопрос выживания, так? Именно такой репликой хочется продолжить тобою сказанное — навеяно недавней рецензией Аси Михеевой на твой «Меганезийский» цикл. Но я зайду с другой стороны, прости за прямолинейность. Ты уже не молод, да? А мы все смертны. «In emptiness we trust», озаглавлено одно твоё коротенькое эссе. Давай откровенно: ты к этому себя готовишь? К пустоте? Нас всех ждёт дальше лишь ничто, считаешь ты?

А. Р.: (Начинает говорить раньше.) Нет. Это вопрос жизни. «Выживание» — это позиция индивида (или сообщества) на краю катастрофы. Если сообщество, освоившее нетривиальные технологии, начинает говорить о выживании — значит оно ничего не достигло с тех времён, как (фигурально выражаясь) вышло из пещер. Главное достижение технологий — это колоссальный запас прочности популяции технологически-оснащённых существ по сравнению с существами, полностью зависимыми от природной среды. Именно это даёт нам возможность строить планы на будущее (а не жить как на войне только тремя вопросами — убьют ли меня сегодня, а если не убьют, то что я буду жрать, чтобы не сдохнуть от голода, и где смогу отдохнуть час-другой, чтоб не сдохнуть от усталости).

Собственно, одна из причин моей чисто личной брезгливости по отношению к разнообразным экологическим и пацифистским алармистам — это их манера ставить вопрос о выживании, а не о жизни…

Да, я не молод. Столетие назад до 55 вообще немногие доживали. И некоторые ограничения конечно возраст накладывает. Особенно стоматологический аспект :) — ну не шёл естественный отбор приматов в сторону сохранения зубной эмали после 50 лет. Но продолжаю вести «активный образ жизни» — как вёл таковой в 30 и в 40 — и в 50 лет. О смерти — не то, что я как идеальный самурай в кодексе Буси-до (который всё время об этом думает, причём с некоторой симпатией к этому биологически-терминальному феномену), но периодически задумываюсь, конечно. И «In emptiness we trust» я написал, кстати, когда мне было примерно 40 лет.

А ещё на три года раньше я написал «Тень мечты», и там ответил на вопрос, который ты задал сейчас:

— Все мы немножко троглодиты, — беззаботно ответил Дин, — в нас живет атавистическое стремление быть частью племени. Жить правилами племени. Поклоняться тотемам племени и соблюдать табу племени. Забыть, что ты — обособленная личность, и что когда-нибудь к тебе придет твоя персональная судьба. Та, которая называется «смерть». Вот, наверное, в чем фокус. Не в том, что племя защитит и поможет, а в том, что мы не готовы встретить свою судьбу лицом к лицу. Мы пытаемся спрятаться от нее за примитивными верованиями и ритуальными масками. Мы пытаемся обмануть ее противоестественными обрядами. Наконец, мы пытаемся откупиться от нее, принося жертвы выдуманным богам. Но у бога, который требует жертв, есть только одно истинное имя — СТРАХ. А судьба все равно находит нас — одного за другим — и каждый встречает ее в полном одиночестве, сколько бы жертв он не приносил своему страху, каких бы убедительных богов не создавал и как бы хорошо им не служил.

Дин Снорри, кстати (так, на всякий случай), написан не с меня, как с прототипа, а с другого человека, которого уже нет, и в какой-то мере в память о нём. Но такое мнение о смерти я разделяю. Ждёт ли нас затем ничего, или что-то — это по-любому вопрос с непроверяемым ответом, так что я предпочитаю считать, что ничего не ждёт, кроме той самой пустоты. Так надёжнее. Ведь лишние, заведомо-необоснованные надежды на сомнительное послезавтра приводят к ошибкам, результаты которых сказываются в реальном завтра.

М. С.: Максим Калашников в своей книге «Глобальный Смутокризис», в том самом месте, где называет тебя «отечественным мыслителем», упоминает твою статью «Хомоэволюция. Битва с дураками», как рисующую наступающее «отупение людей». Что, на твой взгляд, более всего несёт человечеству опасность регресса?

А. Р.: Процесс отупения людей — не нов, и в общем — цикличен. Был взлёт бытового изобретательства в Мезолите, затем глубокое отупение в эпоху ранних Азиатских Империй (Древний Египет с его бессмысленными пирамидами и тысячелетней стагнацией), затем поразительный взлёт изобретательства и ранней науки в Средиземноморской Античности, затем тысячелетняя стагнация Европейского Средневековья, затем взлёт серии Промышленных Революций, последняя из которых — НТР — пришлась на третью четверть XX века. И в конце XX века — начался очередной цикл отупения. Чем он опасен? Тем, что он совпал с остаточным эффектом НТР в сфере информационных технологий (то, что называют «Цифровым миром»). Если бы, к примеру, средневековая инквизиция обладала таким инструментом контроля сознания, как слежение через миллионы видеокамер, через профили в социальных сетях, через контакты по мобильным устройствам и мессенджерам. Если бы она обладала также таким инструментом пропаганды, как таргетированная реклама через соцсети (с учетом профилей пользователей обработанных по принципу анализа Big Data — как скандальная Cambridge Analytica) — то что произошло бы? Не появился бы ни Джордано Бруно, ни Николай Коперник, ни Галилео Галилей. Их тихо погрузили бы в небытие раньше, чем они успели бы что-то донести даже до узкого круга знакомых. Сейчас контроль ортодоксии по ключевым вопросам и ключевым табу (толерантность и ультра-гуманизм против ксенофобии и харрасмента, вера в парниковый эффект и глобальное потепление, вера в первичность финансов в экономике, и т. п.), и глубина организации современной охоты на ведьм — тысячекратно мощнее, чем в те времена. Средства современного комбинированного телевизионного сетевого убеждения могут даже убедить людей, жизнь которых становится материально беднее, в том, что их жизнь становится материально богаче, что рабство — это свобода, что война — это мир, и что невежество — это сила, — как у Оруэлла в романе «1984». Оруэллу в его реальном 1949-м, когда он создавал свою модель теоретического тоталитаризма, такой уровень контроля общественного сознания даже не снился, я полагаю.

Вот в этом риск. Глубина массового обмана такова, а его транквилизирующее действие столь сильно, что когда ситуация станет хуже некуда, большинство людей просто не успеют вовремя проснуться и начать делать что-то адекватное в плане решения проблем. Очередной Ренессанс и очередная Промышленная революция запоздают. Тогда большую часть населения нашей не очень большой планеты ждут крайне неприятные и тяжёлые проблемы — как человека при крайне запущенных инфекциях. Вот таков сегодняшний главный риск, как мне представляется.

И, поскольку упоминалась рецензия Аси Михеевой «„Что делать?“ 2.0» на цикл «Меганезия». Несколько слов об этом. Изумительно-интересно увидеть свою литературную модель в зеркале восприятия читателя — мыслящего живо и в то же время философски, скептически и в то же время весело, с огоньком. Сравнение цикла «Меганезия» с романом «Что делать?» Чернышевского ввергло меня в лёгкий ступор — тем более, что я всегда стараюсь избегать нотаций типа «что делать», а если не избежать по сюжету — то представляю их в форме альтернативы, а не императива. Так или иначе, очень любопытная рецензия.

Единственное, что вызвало у меня ментальный протест, это последняя фраза Аси: «Хотя никому не мешает помнить, что самым отрезвляющим полемическим ответом на „Что делать?“ были „Бесы“». Дело в том, что «Бесы» Достоевского — это не отрезвляющий ответ. Это критика любых социально-значимых действий с позиции: давайте ничего не делать, а то ведь от этих действий неминуемо пострадает кто-то невинный. Так вот: это продвижение худшей формы социальной реакции — она даже хуже, чем стокгольмский синдром. Да нельзя что-то сделать, никого не обидев. Но это половина правды, а полуправда — это наполовину ложь. Вторая половина правды всегда в том, что если ничего не делать, то тоже неминуемо пострадает кто-то невинный. Вспоминается мультфильм «Винни-Пух и все-все-все»:

Винни-Пух: Ты должен сбить шарик! Пятачок: Но если я выстрелю в шарик, он испортится. Винни-Пух: А если ты не выстрелишь, тогда испорчусь я!

Пятачок выстрелил, и шарик конечно испортился, но проблема была решена. Так это работает и никак иначе. Если история чему-то учит, то этому.

М. С.: Спасибо за интервью, Алекс! Творческих тебе успехов!

Комментарии

Викиновости и Wikimedia Foundation не несут ответственности за любые материалы и точки зрения, находящиеся на странице и в разделе комментариев.

Мнения

Пожалуйста, прочтите правила общения и оформления реплик на портале Викиновости

Если вы хотите сообщить о проблеме в статье (например, фактическая ошибка и т. д.), пожалуйста, используйте обычную страницу обсуждения.

Комментарии на этой странице могут не соответствовать политике нейтральной точки зрения, однако, пожалуйста, придерживайтесь темы и попытайтесь избежать брани, оскорбительных или подстрекательных комментариев. Попробуйте написать такие комментарии, которые заставят задуматься, будут проницательными или спорными. Цивилизованная дискуссия и вежливый спор делают страницу комментариев дружелюбным местом. Пожалуйста, подумайте об этом.

Несколько советов по оформлению реплик:

• Новые темы начинайте, пожалуйста, снизу.
• Используйте символ звёздочки «*» в начале строки для начала новой темы. Далее пишите свой текст.
• Для ответа в начале строки укажите на одну звёздочку больше, чем в предыдущей реплике.
• Пожалуйста, подписывайте все свои сообщения, используя четыре тильды (~~~~). При предварительном просмотре и сохранении они будут автоматически заменены на ваше имя и дату.

Обращаем ваше внимание, что комментарии не предназначены для размещения ссылок на внешние ресурсы не по теме статьи, которые могут быть удалены или скрыты любым участником. Тем не менее, на странице комментариев вы можете сообщить о статьях в СМИ, которые ссылаются на эту заметку, а также о её обсуждении на сторонних ресурсах.

Добавить комментарий

Интересное интервью, спасибо! Буду знать, что есть такой писатель «Алекс Розов», с удовольствием почитаю его книги. А чем именно понравилась «w:Сумма технологии» Лема? --Andrew Krizhanovsky (обсуждение) 07:38, 1 февраля 2019 (UTC)

Наверное, вопросы Розову лучше задавать в его ЖЖ, он там довольно-таки активно отвечает всем. --Мит Сколов (обсуждение) 17:54, 10 марта 2019 (UTC)