О музейном проектировании

27 сентября 2020 года

Алексей Валентинович Лебедев
Фото: Igor Yakovlev

Говоря о музеях, нельзя не услышать о докторе искусствоведения Алексее Лебедеве. Мнения упоминающих разнятся: некоторые боятся его мнения, а кто-то считает практически музее­проектиро­вочным гуру, знающим о музеях всё. Серия рассказов Алексея Валентиновича о музей­ном проек­тировании, раз­мещённых в Интернете, вызвала интерес: задачи музей­ного проекти­рования, отличия между музейными работ­никами и музей­ными проек­тиров­щиками, рас­простра­нённые пред­ставления о музее, примеры нарушений тех­нологии музейного проек­тирования.

Мы хотели не пов­торяться, но для многих музей — это просто дом с вещами и не будет лишним напомнить основополагающие моменты.

С уважением, Алексей Сидельников
главный редактор SAMMLUNG/КОЛЛЕКЦИЯ

---

А. С.: Музей и создатель музея различаются, по Вашим словам, как капитан корабля и кораблестроитель. Кто определяет кому быть капитаном, а кому кораблестроителем в музейном деле? Как влиять на этот выбор и влияет ли кто-нибудь?

А. Л.: Я не говорил «музей и создатель», я говорил, что музейный работник и музейный проектировщик — разные профессии, столь же далёкие друг от друга, как профессии моряка и кораблестроителя. Откуда берутся музейщики, думаю, рассказывать не надо. А как становятся музейными проек­тировщиками, в двух словах скажу. Сначала необходимо поработать в музее, освоить музейное дело на практике (лично я, прежде чем заняться проек­тирова­нием, проработал в музее около 20 лет), а потом нужно идти в проектное бюро и учиться у более опытных коллег музейному проектированию. У нас есть образование «музеевед», но музейному проек­тированию, к сожалению, нигде не учат. Поэтому освоить профессию можно только, обучаясь «из-под руки» у тех, кто уже умеет. И наконец, последнее: кто может стать музейным проек­тировщиком? — В принципе, любой музейщик. Количество лет, которое ему придётся потратить на освоение новой профессии, может быть разным, но в итоге всё равно получится. А вот попытки прийти в музейное проек­тирование, пред­принимаемые людьми без опыта практической музейной работы, как правило, бывают неудачными. Собственно, я не утверждаю, что это невозможно. Просто, мне не встречалось положительных примеров.

Музейное проектирование — создание новых музеев и модернизация существующих

Выставка: Библия Гутенберга. Ивановский зал РГБ
Фото: Алексей Лебедев

А. С.: Что входит в музейное проектирование?

А. Л.: В широком смысле — создание новых музеев и модернизация существующих. Иногда бывают и локальные задачи: создание отдельной экспозиции, музеефикация конкретного здания, проект информатизации музея и т.д.

А. С.: Каким основным требованиям современный музей должен удовлетворять?

А. Л.: На этот вопрос можно ответить либо коротко, либо пространно. Короткий ответ не поразит вас новизной: три основные функции музея (сохранение, изучение, предъявление памятников истории, культуры и природы) остаются неизменными. И современный музей должен их выполнять, как это было и сто, и двести лет назад. А вот методы сохранения, изучения и предъявления постоянно разви­ваются и совер­шенствуют­ся. Совре­менный музей должен быть в курсе последних тенденций музейного дела и уметь применять новшества в своей практике.

Если отвечать подробно, то следует начать с того, что в наши дни в основе многих старых музеев лежит модель просветительского музея. Например, в Вене есть Естест­венно-научный музей. В нём на каждой витрине стоит бронзовая табличка, на которой по-немецки написано «Systematisch». Это класси­ческий просве­тительский музей, где все разложено по полкам, ящиками, отделам. Этот естест­венно­научный музей устроен как линнеевская таблица. А исторический музей просветительского типа устроен как учебник истории — от древнейших времен до наших дней. В наиболее чистом виде просветительская модель музея реализовалась в Германии, а оттуда разошлась по всему миру. Современные российские музеи в большинстве своём до сих пор несут в себе черты этой модели. В Государственном историческом музее, например, экспозиция построена по хронологическому принципу. В Третьяковской галерее и Русском музее — по историко-моно­графи­ческому принципу: там одновре­менно и по хроно­логии, и по именам худож­ников.

Такой систематический подход к музею просуществовал много лет. Но была и другая линия в развитии музейного дела, раньше не очень популярная. Это так называемый «гедонис­тический музей», ориентированный в первую очередь на приятное времяпрепровождение, получение удовольствия, а не на передачу знаний. Сегодня некоторые музеи (в первую очередь, художественные) начинают эволюционировать в этом направлении.

В качестве одного из наиболее чистых примеров такого рода можно назвать Insel Hombroich под Дюссельдорфом. Он основан частным лицом, риелтором. Он купил участок земли и объявил его островом: Insel Hombroich — «Остров Хомбройх». Насадил сады (этим занимались ландшафтные архитекторы), построил павильоны (в основном из старого голландского кирпича от разобранных построек). Внутри разместилась огромная художест­венная коллекция, диапазон которой от работ совре­менников основателя до офортов Рембрандта, от мобилей Колдера до кхмерской скульптуры. Предметы представ­лены вперемешку, при этом нет ни одной этикетки. Смысл состоит в том, что человек приходит в музей не за знаниями, а за удовольствием: ландшафты, постройки, произведения искусства равнозначны, и их предназна­чение — эстетическое наслаждение.

Перемены стали происходить также с естественно-научными и научно-техни­ческими музеями. Дидактическая система просве­титель­ского музея плохо работает примени­тельно к современной публике. Сегодняшнего посетителя можно охаракте­ризовать известной китайской поговоркой: «Расскажите — и я забуду, покажите — и я запомню, дайте мне сделать — и я пойму». Поэтому в музеях все чаще используются элементы интерактивности. В музеях исторической реконструкции посетителям дают возможность пожить в пещере, подобно первобытным людям, или выковать гвоздь в кузнице. Понимание и запоминание происходит через участие. Элементы интерактивности сегодня есть даже в художественных музеях. «Даже» — поскольку искусство наиболее сложно для таких активных интерпретационных техник. Ведь произведения искусства, как правило, нельзя трогать.

Музей Виктории и Альберта, открытое хранение фондов
Фото: Andreas Praefcke

Так, например, в музее Виктории и Альберта в Лондоне есть так называемая «Английская галерея». Там в отделе XVIII века висит портрет, на котором дама в соответствующем наряде стоит рядом с сервизом. В этом же зале стоит в натуре такой же сервиз, в витрине висит такое же платье. А рядом с сервизом лежит бой фарфора, который можно трогать руками. Висит копия этого платья, её может надеть любая посетительница и сфотографироваться. Это примеры интерактивности в художественном музее.

Нельзя сказать, что эти идеи не дошли до России, но трактуются они порой очень упрощённо. Например, под интерактивностью часто понимают появление в экспозиции информационного киоска. Он, конечно, интерактивен. Но это интерактивность киоска, а не интерактивность экспозиции. Водить хороводы на лужайке в музее под открытым небом тоже очень мило, но прямого отношения к музейному делу не имеет. Это средства, привнесённые из смежных областей, а музей имеет своё конкурентное преимущество: он может (и должен) вести разговор с помощью подлинных предметов.

Экономическая эффективность музея в туристском регионе определяется не его доходами по кассе, а тем, сколько турист тратит в городе

А. С.: Убыточны ли музеи в России и нормально ли это? Не рассчитываете ли Вы при проектировании затраты на последующую эксплуатацию?

А. Л.: Если считать «по кассе», то музеи убыточны во всём мире, и это совершенно нормально. Другое дело, что во многих странах от таких подсчётов давно отказались. Музею нужно не зарабатывать, а создавать трафик. А деньги пусть зарабатывают рестораны, гостиницы, магазины… Экономическая эффективность музея в туристском регионе определяется не его доходами по кассе, а тем, сколько турист тратит в городе. А музей при этом может быть вообще бесплатным. В тех местах, где туристов мало или нет совсем, музеи работают в логике мериторного блага. Есть такая категория общественных благ, которую их потребители не могут оплачивать в полном объёме. Мы же не задаем вопроса «Почему убыточен прогноз погоды или пожарная охрана?»

Затраты на последующую эксплуатацию иногда рассчитываем, но такая потребность возникает сравнительно редко. С этой задачей сами музейщики легко справляются.

А. С.: В Российской империи были музеи «музейного» уровня, удовлетворяющие требования к серьёзным музеям? Или такие музеи появились только в СССР?

А. Л.: Крупнейшие музеи, работающие в России сегодня, появились до революции. Они и тогда удовлетворяли требованиям к серьёзным музеям и сейчас удовлетворяют. Другое дело, что сегодня эти требования сильно отличаются от тех, что были полтораста лет назад.

В России музеи либо топовые, либо дурная самодеятельность. Середины нет

А. С.: Сегодня в России существуют, на Ваш взгляд, хорошие музеи?

А. Л.: В этом вопросе содержится несколько вопросов. Потому что следует уточнить — хорошие с какой точки зрения? — По качеству коллекции, инфраструктуры, по уровню музейной педагогики?.. Поскольку я сегодня говорю с позиции музейного проектировщика, то сужу вопрос: каковы российские музеи по уровню проектирования (например, по концепции, сценарию и дизайну экспозиции)? — Если судить по высшим достижениям, всё не так уж плохо: есть у нас несколько музеев, которые не уступают лучшим западным образцам. А вот средний уровень пока очень слабый. И главная проблема не в том, что у нас мало музеев экстра-класса — их везде мало. В западных странах профессионально сделанные музеи крепкого среднего уровня количественно преобладают, а в России их единицы. У нас они либо топовые, либо дурная самодеятельность. Середины нет.

А. С.: Перенимая зарубежный опыт какие из зарубежных музеев стоит взять на образец?

А. Л.: Наиболее продвинутые в области музейного дела страны — Великобритания, Германия, Австрия, Швейцария и Голландия. На них и нужно ориентироваться.

А. С.: Часто отечественные музеи отправляли и отправляют сотрудников для перенимания опыта в зарубежные. Вам известны случаи, когда увиденное было с пользой внедрено у нас? Существует ли критерий (или должен ли существовать) кого отправлять в подобные командировки?

А. Л.: Совсем не часто! У наших музеев нет средств на зарубежные стажировки для сотрудников. Если это и происходит, то, как правило, за счёт грантодающих организаций. И это сравнительно редкие случаи.

Музей — это не здание, а то, что внутри здания

Инзель Хомбройх. Павильон 12-ти залов
Фото: Perlblau

А. С.: Существуют стандартные ошибки в проектировании музеев? Какие? Когда удаётся понять, что при проектировании допущена ошибка?

А. Л.: Да, их несколько. Первая состоит в том, что люди, принимающие управленческие решения, представляют себе музей как здание (желательно с колоннами), и сразу прибегают к услугам архитекторов. А музей — это не здание, а то, что внутри здания. Поэтому сначала нужно спроектировать именно его, разработать концепцию будущего музея, и только на её основании формулировать техзадание для архитекторов. Иногда бывают просто курьёзные случаи. В одном регионе построили новое здание для областного музея. Говорят: «Музейщики, вот вам музей!». Музейщики приходят, а них скульптура ни в один проём не проходит — нужно фасад разбирать.

Вторая распространенная ошибка — когда для проектирования нового музея привлекают не музейных проектировщиков, а музейных работников. А они, как уже было сказано выше, представители другой профессии. Обычно у них нет опыта создания новых музеев. Эти эксперименты тоже не всегда заканчиваются удачно.

И наконец, третья ошибка типична для частных коллекционеров, создающих собственные музеи. Многие из них искренне полагают, что если выставить свою коллекцию в публичном пространстве, она и станет музеем. Увы, это не так. Разница такая же, как между самосвалом кирпича и готовым домом.

А. С.: Приходилось ли исправлять ошибки работе в уже существующих музеев?

А. Л.: Конечно. Любая модернизация существующего музея предполагает исправление выявленных ошибок. Порой это даже не ошибки, а процесс естественного старения. То, что было хорошо 40 лет назад, сегодня уже не годится. Бывает, приходится исправлять ошибки в проектировании ещё не открытого музея. Реальный случай: создавался крупный региональный музей. Заказчики решили не привлекать музейных проектировщиков, обойтись силами дизайнеров. Два года мучились, а за четыре месяца до открытия (которое нельзя было отложить) осознали, что не будет никакого музея — даже плохого. Бросились за помощью к нашей Лаборатории. Пришлось взять на себя роль бригады скорой помощи. Не могу сказать, что этот вид работы принадлежит к числу мною любимых: куда лучше делать с нуля, чем исправлять чужие «косяки». Но иногда приходится.

Лучшие из музеев чем-то похожи друг на друга, а худшие неудачны по-разному

А. С.: Какие музеи являются наиболее неудачными?

А. Л.: Лев Толстой говорил: «Все счаст­ливые семьи похожи друг на друга, каждая нес­частли­вая семья нес­частлива по-своему». Так и с музеями: лучшие из них чем-то похожи друг на друга, а худшие неудачны по-разному. Поэтому я выделю из их числа организации, наносящие ощутимый вред музейному делу. Имею ввиду бесконечные мультиплексы (целиком электронные экспозиции) и квазимузеи (рестораны, магазины, пивные, на вывесках которых написано «музей»). Не подумайте, что я против ресторанов или выставки Ван Гога (на которую «водил меня Серёга»). Среди них тоже есть хорошие и плохие. Но не всякое хорошее дело нужно называть «музеем». Возникает подмена понятий, следствие которой становятся: «разруха в головах» рядовых граждан, перестающих понимать разницу между бытовым и музейным предметом и уже удивляющихся отсутствием ценников в музеях; дезориентированность людей, принимающих финансовые решения в области музейного дела; разрушение самого музейного дела.

А. С.: Интересуетесь ли Вы музейно-выставочными мероприятиями? Какие из них за последнее время можно положительными? А какие мероприятия не удались?

А. Л.: У меня к выставкам два интереса, причём разных. Одни интересны мне как искусствоведу (когда меня увлекает сам экспонируемый материал). Например, выставки Серова и Лисицкого посмотрел с большим удовольствием. Другие выставки привлекают тем, как они сделаны (сценарий, дизайн экспозиции). Например, выставки «Библия Гутенберга» и «Время собирать» в Ивановском зале РГБ были определенно хороши.

Если же говорить о слабых сторонах отечественной выставочной деятельности, то главной проблемой является избыточное количество выставок, а их качество — проявление этой проблемы. Например, мне попался на глаза отчёт по одному региону, где рапортовали о 56 выставках в год — в среднем на музей (т.е. больше, чем недель в году). Подставим себе обычный муниципальный музей: выставочного зала нет, отдельного помещения для упаковки/распаковки экспонатов тоже. Значит, всё это по принципу «у нас три выставки в одной витрине». Иначе бы ни одного экспозиционного дня не осталось — шёл только монтаж и демонтаж. С музеев спрашивают количество. В итоге вместо того, чтобы вбросить ресурсы в подготовку двух-трёх блокбастерных выставок, делают несколько десятков проходных.

А. С.: Кого из специалистов по музейному проектированию можете назвать в числе наиболее выдающихся?

А. Л.: Если говорить о зарубежных коллегах, я бы назвал австрийца Дитера Богнера (Dieter Bogner) и недавно умершего испанца Хорхе Вагенсберга (Jorge Wagensberg Lubinski). Что же касается нашего отечества, то у нас есть хороший музейный дизайн — не только в Москве и Петербурге, но и в Екатеринбурге, Перми… Есть сильные команды социо­культур­ных проекти­ровщиков ­— и опять не только в столицах, но и, например, в Ижевске. Но если говорить о полном цикле музейного проектирования, то возглавляемая мной Лаборатория является единственной российской организацией, осуществляющей все виды работ.

Музей Черномырдина. Экспозиция ретроавтомобилей
Фото: Andrey A. Sorokin

А. С.: Можете назвать сколько музейных проектов с Вашим участием осуществлено, и которые из них наиболее запомнились или Вы считаете значимыми и понравившимися?

А. Л.: Сколько сказать не могу. Точно больше двухсот. Только должен оговориться, что словосочетание «музейный проект» у многих стойко ассоциируется с созданием экспозиции. А это далеко не всегда так. Например, среди моих проектов есть разработка виртуальных музеев и концепций развития музеев. Это тоже музейные проекты.

Насчёт значимости этих проектов пусть другие скажут. Если же говорить о моих личных предпочтениях, то мне наиболее интересны проекты создания музеев «с нуля». Вот не было ничего — пустырь, на глазах нём вырастает музейное здание, а мы там делаем музей — от А до Я. Такие удачи выпадают редко, но это самое увлекательное в нашей работе. Последний проект Лаборатории музейного проектирования, относящийся к этой категории — Музей Черномырдина в Оренбургской области. Это большой музей — по сути, три музея в одном. Один посвящён самому Виктору Степановичу, второй — его коллекциям: живописи, ретроавтомобилей и др., третий — «земле Черномырдина». Одиннадцать экспозиций, и все разные. Музей уже готов, но ещё официально не открылся.

А. С.: Ваша страница на Фейсбук очень интересная, рассказывающая о животрепещущих событиях в сфере музейного создания. Помогает ли она Вам в работе или это элемент отдыха, но, тем не менее, связанный с работой?

А. Л.: Наверное, речь не про мою личную страницу, а про группу «Лаборатория музейного проектирования», которую я модерирую и сам много туда пишу. Это, скорее, элемент отдыха, связанный с работой. Хотя и не совсем отдыха. Например, участие в научной конференции или круглом столе — это отдых или работа? Наверное, ни то, ни другое. Это профессиональная коммуникация. Моя группа даёт мне возможность постоянно общаться в профессиональной среде. Это и полезно, и интересно.

А. С.: Благодарим ещё раз за потраченное время! Надеемся, что встречаемся не в последний раз!

А. Л.: Отлично! До встречи!

Справка

Лебедев Алексей Валентинович (Москва), доктор искусствоведения. Автор более 300 публикаций по истории искусства и музейному делу. С 1979 по 1997 год работал в Государственной Третьяковской галерее. С 1997-го по 2013-й — в Российском институте культурологии, где возглавил Лабораторию музейного проектирования. В настоящее время Лаборатория работает как самостоятельная организация.

Источник

• Журнал Sammlung/Коллекция], CC-BY 3.

Комментарии

Викиновости и Wikimedia Foundation не несут ответственности за любые материалы и точки зрения, находящиеся на странице и в разделе комментариев.

Мнения

Пожалуйста, прочтите правила общения и оформления реплик на портале Викиновости

Если вы хотите сообщить о проблеме в статье (например, фактическая ошибка и т. д.), пожалуйста, используйте обычную страницу обсуждения.

Комментарии на этой странице могут не соответствовать политике нейтральной точки зрения, однако, пожалуйста, придерживайтесь темы и попытайтесь избежать брани, оскорбительных или подстрекательных комментариев. Попробуйте написать такие комментарии, которые заставят задуматься, будут проницательными или спорными. Цивилизованная дискуссия и вежливый спор делают страницу комментариев дружелюбным местом. Пожалуйста, подумайте об этом.

Несколько советов по оформлению реплик:

• Новые темы начинайте, пожалуйста, снизу.
• Используйте символ звёздочки «*» в начале строки для начала новой темы. Далее пишите свой текст.
• Для ответа в начале строки укажите на одну звёздочку больше, чем в предыдущей реплике.
• Пожалуйста, подписывайте все свои сообщения, используя четыре тильды (~~~~). При предварительном просмотре и сохранении они будут автоматически заменены на ваше имя и дату.

Обращаем ваше внимание, что комментарии не предназначены для размещения ссылок на внешние ресурсы не по теме статьи, которые могут быть удалены или скрыты любым участником. Тем не менее, на странице комментариев вы можете сообщить о статьях в СМИ, которые ссылаются на эту заметку, а также о её обсуждении на сторонних ресурсах.

Добавить комментарий