Чёрная сцена и тёмные дни: спектакль «Я не видел войны...» в театре «Мастерская»

28 января 2017 года

Резкий свет. Шестеро в чёрном на чёрной сцене с чёрной мебелью. Не начало какой-то страшилки, но – о страшном. Театр, Великая Отечественная, блокада Ленинграда и человеческие судьбы чудно переплетаются в спектакле Фёдора Климова, просто и честно названном «Я не видел войны…». Тема вот уже семьдесят лет не заживает, как старая немыслимая рана, да и постановка не нова: премьера состоялась 8 мая 2015 года. Но от того, что про войну всё уже, казалось бы, читано и смотрено, этот спектакль-воспоминание, спектакль-мемориал ничуть не теряет актуальности – его можно и нужно «воздвигать» каждый год. Как могут обесцениться жизни, пронесённые сквозь смертельный гул бомбардировок и голод Ленинградских военных дней?

«Я не видел войны…» - спектакль на старую тему, сделанный молодым режиссёром и актёром Фёдором Климовым. В театре «Мастерская» на его счету несколько полнокровных ролей: Пётр Мелехов, Алексей Карамазов, Родион Раскольников и даже Папа из «Малыша и Карлсона"… Актёр уже успел завоевать зрительскую любовь. Его режиссёрский опыт также не остался незамеченным: за то, что Фёдор так мастерски «не видел войны», он удостоился молодёжной премии Санкт-Петербурга в номинации «За достижения в области сценического творчества». Его и актёров — таких же молодых и светлых — можно было бы наградить и за колоссальную историко-архивную работу, потому как постановка основана на воспоминаниях и дневниковых записях жителей блокадного Ленинграда. Но больше всего слов, произносимых на сцене, принадлежат студентам и преподавателям ЛГИТМиКа (ныне это Санкт-Петербургская Государственная Академия Театрального Искусства на Моховой), которые учились и работали здесь во время войны.

Спектакль идёт на малой сцене «Мастерской». Небольшое тёмное пространство, ещё более тесные зрительские ряды. На первой в этом году премьере добрую половину мест заняли школьники, приведённые в театр учительницей — картина, знакомая всем, кто хоть раз посещал публичные мероприятия, посвящённые памятным событиям и датам. А их — актёров — трое на трое, каждому по паре. И они вдруг начинают сводить вас с ума.

Экспозиция: экзамен в театральном институте. Каждый читает вступительные заготовки: стихи, монологи, прозаические отрывки и гитарные аккорды не стихают, единожды прозвучав, а продолжаются в глубине сцены, корёжа зрительский слух и переча друг другу. Возникающая какофония походит то ли на репетицию в холле училища, то ли на шум пчелиного роя. И тут — хлопок, все замолкают. Зрители ещё ничего не предполагают — дезориентированы и наслаждаются секундами тишины. Оказывается, кого-то взяли сниматься в кино! Чего ещё желать юному абитуриенту?..

…Вообще-то, много чего. Например — покинуть ранее желанный институт на Моховой и уйти в Красную армию, пусть не берут за дохлость и слабое сердце. А если уж взяли, тогда можно пожелать немного табака, тёплых вещей, ответа на письмо от матери или встречу с любимой. Всё потому, что на следующий театральный день, блестяще выполненный режиссёром с помощью сценографии и звуковых эффектов, начинается война. Мы и правда не видим её, но чувствуем: то ли дым, то ли пыль невидимых разбомблённых зданий летит в зал, а на сцене играют (вспоминают?) невыносимый страх и буйную суету сердец, так желающих не бояться, учиться, любить — жить.

Дневники-судьбы, «розданные» актёрам в качестве ролей, практически не объединены. Каждый на сцене отыгрывает, кажется, сразу несколько жизней, что в данном контексте смотрится очень органично и лишь помогает собрать в голове целостный эмоциональный образ.

Мизансцены, выстроенные режиссёром на отдельных микроисториях, весьма талантливо сделаны. Сюжеты выбраны очень тактично, совсем нет пафосного ухода в «чернуху», а кое-где — как и в самой горькой жизни — становится даже по-доброму смешно.

Один из трогательных моментов в начале — рассказ о бомбе, попавшей в глазную лечебницу на Моховой. Снаряд не взорвался, больных успели эвакуировать, но нужно было как-то забаррикадировать здание в случае опасности; тогда студенты вынесли на улицу трепетно любимые декорации своих спектаклей. А к утру их растащили — был ноябрь, второй блокадный месяц, нужно было топить дома…

Помимо того, как ухудшаются условия жизни в блокадном Ленинграде, сгущаются краски транслирующихся со сцены историй. Нежную студентку, умершую от недоедания, хоронят в костюме Офелии, чью роль она готовила; иссохшую двадцатилетнюю в очереди принимают за старуху; мальчика, укравшего хлеб, избивают взрослые, а он — припав к земле и загребая крошки — всё равно доедает ворованное, несмотря на боль. Очень подходит здесь дневниковая цитата: «Вроде бы не из пьесы, но так театрально».

И действительно: где эта тонкая грань между этичной и неэтичной репрезентацией настоящего горя в театре? Но потому спектакль «Я не видел войны…» и называется воспоминанием, обладая всеми его качествами, то есть является лишь тенью прошлых событий, эмоциональным отпечатком частных жизней, по воле судьбы вписанных в отечественную историю.

Финал спектакля можно разделить на три части. Первая — лихой танец уже умершего моряка, всплеск жизни вопреки смерти. Здесь опять настигает зрителя изображение «театральной» гибели. Сами персонажи удивляются тому, как мирно и в то же время картинно умирает этот герой-за-кадром, чей танец исполняет актёр: «Ведь не придумывал он себе такую смерть». И никто не придумывал. Потому что не думал, что будет убит.

Вторая часть финала — знаменитый 136-ой псалом «У рек Вавилонских…», который возвращает нас к началу спектакля. Его, как и в случае с «экзаменами», все подхватывают друг у друга, зал наполняет растущий гул голосов. Здесь чётко видна нить, связывающая столицу Сиона с Ленинградом: «Если забуду тебя, Иерусалим, пусть забыта будет десница моя! Пусть прилипнет язык мой к гортани моей, если не вспомню тебя, если не поставлю Иерусалима в самом начале веселья моего». Это — суть всего спектакля, обозначение его не просто воспоминанием, но творческим памятником, мемориалу городу и людям — погибшим и выжившим.

Последняя часть спектакля также коллективная. После ухода со сцены персонажи оставляют лишь вещи. Шляпку на гвоздике, моряцкий воротничок, гитару, печатную машинку… То видимое, что и сейчас транслирует потомкам судьбу людей через вид предметов. Но действие оканчивается раньше — перед этим звучит одноимённая общая песня, которая будто возвращает нас из часового исторического транса в реальный век. Это песня от тех, кто вышел из роли и просто стал собой — актёрами «Мастерской», которым важно, пусть и «не видели войны», помнить.

Источники

править
 
 
Creative Commons
Эта статья содержит материалы из статьи «Чёрная сцена и тёмные дни: спектакль «Я не видел войны...» в театре «Мастерская»», автор: Марина Рунович, опубликованной Ревизор.ру и распространяющейся на условиях лицензии Creative Commons Attribution 4.0 International (CC BY 4.0) — указание автора, оригинальный источник и лицензию.
 
Эта статья загружена автоматически ботом NewsBots в архив и ещё не проверялась редакторами Викиновостей.
Любой участник может оформить статью: добавить иллюстрации, викифицировать, заполнить шаблоны и добавить категории.
Любой редактор может снять этот шаблон после оформления и проверки.

Комментарии

Викиновости и Wikimedia Foundation не несут ответственности за любые материалы и точки зрения, находящиеся на странице и в разделе комментариев.