1990-е в России: время иллюзий, бедности и свободы
2 апреля 2021 года
Известный американский советолог Ричард Пайпс в своей работе 1992 года «Шанс для России» писал, что исчезновение СССР дает России шанс наконец-то построить государство не авторитарного, а демократического типа, если созреют общественные и политические институты: «Если таким институтам будет дан шанс для созревания – а это может произойти лишь в условиях не слишком неблагоприятных – нет причин, по которым русские не создали бы политический и экономический порядок, более соответствующий требованиям современности».
1990-е были годами, когда в России появились те самые институты, о которых писал Пайпс: президент, двухпалатный парламент, Конституционный суд и многое другое. Чуть раньше в стране появилась свободная пресса, сделавшая многие преобразования возможными: журналисты в конце 1980-х – начале 1990-х годов были одними из главных строителей российского гражданского общества.
С середины 2000-х 90-е годы прошлого века с подачи прокремлевских медиа стали называть «лихими», и это клеймо сохраняется за десятилетием российской свободы уже долгое время. Американские и российские эксперты, собравшиеся на онлайн-конференцию, организованную Центром Вильсона в Вашингтоне 31 марта – 1 апреля, постарались сделать свой анализ этого времени, смысл которого отнюдь не исчерпывается словом «лихие».
Джил Доэрти: я плакала, когда Советский Союз перестал существовать
Джил Доэрти (Jill Dougherty), эксперт по вопросам мировой политики в Центре Вильсона и бывший международный корреспондент телекомпании CNN, рассказала, что для неё исчезновение СССР стало шоком:
«Я была в Вашингтоне, и работала на Рождество в Белом доме как член пула журналистов – мы все помним это Рождество 1991 года. И я, стоя на передней лужайке Белого дома, видела, как спускается флаг СССР на здании в Кремле, и как рождается новая Россия. Надо сказать, что я тогда плакала – настолько эмоциональным был этот момент. Страна, которая всегда меня занимала, и язык которой я начала изучать, еще будучи подростком, совершенно неожиданно перестала существовать. И эти новые обстоятельства мне было понять трудно, а самим жителям России и другим бывшим советским гражданам – еще труднее».
Джил Доэрти считает, что травма 90-х годов для россиян была по-настоящему глубока: «Постоянно приезжая в Россию в течение всего начала 90-х и начав там, в конце концов работать в качестве шефа бюро CNN в 1997-м, я видела то, что происходит в реальности: пожилых женщин, продающих на улицах все, что у них было, видела маленький магазин прямо рядом с нашим бюро (сейчас там магазин автомобилей Porsche), в котором на полках вообще ничего не было. Я видела людей, которые голодали, и весь хаос того раннего периода».
При этом эксперт Центра Вильсона говорит, что испытывала энтузиазм от того, что Россия теперь станет ближе к миру, и в ней начнутся перемены, но дуализм ситуации, по её словам, был очевиден: в теории это был праздник демократии, на практике все выходило гораздо более запутанным.
Эндрю Качинс: я понимал, что «переход» займет минимум пару поколений
Ту же двойственность происходящего, что и Джил Доэрти, чувствовал Эндрю Качинс (Andrew Kuchins), президент находящегося в Бишкеке Американского Университета в Центральной Азии: «С одной стороны, была огромная надежда и волнение, связанное с распадом СССР, с другой – я как ученый, как исследователь, понимал, что так называемый «переход» займет как минимум пару поколений, прежде чем что-то будет поддаваться оценке. И ясно, что это будет очень трудным временем».
«В России того времени постоянно происходило что-то плохое, плохие новости были непрерывными. Было ощущение, что все это обречено буквально с самого начала. Начать хотя бы с советского экономического наследия: в течение 74 лет все решения в экономике – что строить, на что тратить, где людям жить, где им работать – принимались в абсолютно нерыночных условиях. И вдруг с января 1992 года они буквально влетают в «шоковую терапию», приватизацию, рыночную среду, и так далее. Вообще непонятно, как можно было оптимистично думать, что это пройдет нормально», - вспоминает Эндрю Качинз, в 1990-е занимавшийся научными исследованиями российского гражданского общества.
«Единственная настоящая попытка демократизации в России в ХХ веке совпала с коллапсом в экономике, коллапсом государства и разрушением империи. Все это могло было только усилить предубеждение россиян против демократии, их ощущение, что она приносит только хаос, и все это стало прекрасной основой для того, что преемник Бориса Ельцина, Владимир Путин, реализует в России с начала 2000-х по сей день» - констатирует президент Американского Университета в Бишкеке.
Михаил Фишман: начало 1990-х - время больших иллюзий
Российский журналист Михаил Фишман, в разное время работавший главным редактором русской версии журнала Newsweek и газеты The Moscow Times, считает, что 1990-е были временем, когда и Россия, и Запад испытывали целый ряд иллюзий:
«Первая иллюзия состояла в том, что свобода – это одно и то же, что демократия. В начале 90-х Россия была свободна, как никогда прежде… Иллюзия номер два – что отмена коммунистической системы равнозначна наступлению капитализма и «чуду западного процветания». Я помню это образ Запада – сочный, яркий, в неоновых огнях, он воспринимался как другая планета по сравнению с темной и пустой реальностью… Третья иллюзия – что выборы сами по себе означают демократию, что как только появляется избранный лидер, пользующийся доверием народа – демократическое будущее гарантировано. И чем сильнее этот избранный лидер, тем лучше».
Ещё одной иллюзией Михаил Фишман называет уверенность российского руководства начала 1990-х в том, что переход к рыночной экономике более важен, чем построение демократической инфраструктуры: «Это было заблуждение, базировавшееся на том, что демократия уже достигнута, она уже состоялась, а советская экономическая система остается нетронутой, и мы должны ее реформировать. И что нужно выбирать, либо-либо. Выбор был сделан, и Ельцин позже подтверждал, что, возможно, он был ошибочным».
Сергей Пархоменко: для журналистики 90-е в России были раем
Старший советник Центра Вильсона, известный российский журналист Сергей Пархоменко считает, что в сфере медиа 1990-е были уникальным временем: «Это было райское время для политической журналистики. В России был тогда самый легкий, самый быстрый и самый полный доступ к информации и ее источникам… Государство в то время не имело и не создавало никакой системы защиты от журналистов, пресс-секретари и пресс-департаменты тогда не занимались изоляцией власти от прессы. Ситуация была особой, крайне редкой по любым меркам».
То же самое – свобода и простор для работы – было справедливо, говорит Сергей Пархоменко и для мировой прессы, работавшей в эти годы в России: «Мы видели буквально сливки мировой политической журналистики из США, Европы, Японии и остального мира. Журналист мог быть очень известным или молодым, начинающим… Это было поле боя для мировых новостных агентств».
«Времена, которые потом наступили – когда началось давление на прессу, - пришли быстро, этот «медовый месяц» долго не продлился. Уже в поздние 90-е власти начали изобретать методы контроля, в частности, экономические. Тогда они поняли, что не обязательно создавать государственную цензуру или закон, если можно надавить на рекламодателей или распространителей. Но был период – между рождением новой российской прессы и рождением российского авторитарного государства – который в 90-х является важным для меня и для истории мировой журналистики».
Репортер Русской Службы «Голоса Америки» в Москве. Сотрудничает с «Голосом Америки» с 2012 года. Долгое время работал корреспондентом и ведущим программ на Русской службе Би-Би-Си и «Радио Свобода». Специализация - международные отношения, политика и законодательство, права человека.
Источники
править
Любой участник может оформить статью: добавить иллюстрации, викифицировать, заполнить шаблоны и добавить категории.
Любой редактор может снять этот шаблон после оформления и проверки.
Комментарии
Если вы хотите сообщить о проблеме в статье (например, фактическая ошибка и т. д.), пожалуйста, используйте обычную страницу обсуждения.
Комментарии на этой странице могут не соответствовать политике нейтральной точки зрения, однако, пожалуйста, придерживайтесь темы и попытайтесь избежать брани, оскорбительных или подстрекательных комментариев. Попробуйте написать такие комментарии, которые заставят задуматься, будут проницательными или спорными. Цивилизованная дискуссия и вежливый спор делают страницу комментариев дружелюбным местом. Пожалуйста, подумайте об этом.
Несколько советов по оформлению реплик:
- Новые темы начинайте, пожалуйста, снизу.
- Используйте символ звёздочки «*» в начале строки для начала новой темы. Далее пишите свой текст.
- Для ответа в начале строки укажите на одну звёздочку больше, чем в предыдущей реплике.
- Пожалуйста, подписывайте все свои сообщения, используя четыре тильды (~~~~). При предварительном просмотре и сохранении они будут автоматически заменены на ваше имя и дату.
Обращаем ваше внимание, что комментарии не предназначены для размещения ссылок на внешние ресурсы не по теме статьи, которые могут быть удалены или скрыты любым участником. Тем не менее, на странице комментариев вы можете сообщить о статьях в СМИ, которые ссылаются на эту заметку, а также о её обсуждении на сторонних ресурсах.
