О музейном проектировании

2 октября 2020 года

Говоря о музеях, нельзя не услышать о докторе искусствоведения Алексее Лебедеве. Мнения упоминающих разнятся: некоторые боятся его мнения, а кто-то считает практически музее­проектиро­вочным гуру, знающим о музеях всё. Серия рассказов Алексея Валентиновича о музей­ном проек­тировании, раз­мещённых в Интернете, вызвала интерес: задачи музей­ного проекти­рования, отличия между музейными работ­никами и музей­ными проек­тиров­щиками, рас­простра­нённые пред­ставления о музее, примеры нарушений тех­нологии музейного проек­тирования.

Мы хотели не пов­торяться, но для многих музей — это просто дом с вещами и не будет лишним напомнить основополагающие моменты.

С уважением, Алексей Сидельников
главный редактор SAMMLUNG/КОЛЛЕКЦИЯ


А. С.: Музей и создатель музея различаются, по Вашим словам, как капитан корабля и кораблестроитель. Кто определяет кому быть капитаном, а кому кораблестроителем в музейном деле? Как влиять на этот выбор и влияет ли кто-нибудь?

А. Л.: Я не говорил «музей и создатель», я говорил, что музейный работник и музейный проектировщик — разные профессии, столь же далёкие друг от друга, как профессии моряка и кораблестроителя. Откуда берутся музейщики, думаю, рассказывать не надо. А как становятся музейными проек­тировщиками, в двух словах скажу. Сначала необходимо поработать в музее, освоить музейное дело на практике (лично я, прежде чем заняться проек­тирова­нием, проработал в музее около 20 лет), а потом нужно идти в проектное бюро и учиться у более опытных коллег музейному проектированию. У нас есть образование «музеевед», но музейному проек­тированию, к сожалению, нигде не учат. Поэтому освоить профессию можно только, обучаясь «из-под руки» у тех, кто уже умеет. И наконец, последнее: кто может стать музейным проек­тировщиком? — В принципе, любой музейщик. Количество лет, которое ему придётся потратить на освоение новой профессии, может быть разным, но в итоге всё равно получится. А вот попытки прийти в музейное проек­тирование, пред­принимаемые людьми без опыта практической музейной работы, как правило, бывают неудачными. Собственно, я не утверждаю, что это невозможно. Просто, мне не встречалось положительных примеров.

«Музейное проектирование — создание новых музеев и модернизация существующих.»

А. С.: Что входит в музейное проектирование?

А. Л.: В широком смысле — создание новых музеев и модернизация существующих. Иногда бывают и локальные задачи: создание отдельной экспозиции, музеефикация конкретного здания, проект информатизации музея и т. д.

А. С.: Каким основным требованиям современный музей должен удовлетворять?

А. Л.: На этот вопрос можно ответить либо коротко, либо пространно. Короткий ответ не поразит вас новизной: три основные функции музея (сохранение, изучение, предъявление памятников истории, культуры и природы) остаются неизменными. И современный музей должен их выполнять, как это было и сто, и двести лет назад. А вот методы сохранения, изучения и предъявления постоянно разви­ваются и совер­шенствуют­ся. Совре­менный музей должен быть в курсе последних тенденций музейного дела и уметь применять новшества в своей практике.

Если отвечать подробно, то следует начать с того, что в наши дни в основе многих старых музеев лежит модель просветительского музея. Например, в Вене есть Естест­венно-научный музей. В нём на каждой витрине стоит бронзовая табличка, на которой по-немецки написано «Systematisch». Это класси­ческий просве­тительский музей, где все разложено по полкам, ящиками, отделам. Этот естест­венно­научный музей устроен как линнеевская таблица. А исторический музей просветительского типа устроен как учебник истории — от древнейших времен до наших дней. В наиболее чистом виде просветительская модель музея реализовалась в Германии, а оттуда разошлась по всему миру. Современные российские музеи в большинстве своём до сих пор несут в себе черты этой модели. В Государственном историческом музее, например, экспозиция построена по хронологическому принципу. В Третьяковской галерее и Русском музее — по историко-моно­графи­ческому принципу: там одновре­менно и по хроно­логии, и по именам худож­ников.

Такой систематический подход к музею просуществовал много лет. Но была и другая линия в развитии музейного дела, раньше не очень популярная. Это так называемый «гедонис­тический музей», ориентированный в первую очередь на приятное времяпрепровождение, получение удовольствия, а не на передачу знаний. Сегодня некоторые музеи (в первую очередь, художественные) начинают эволюционировать в этом направлении.

В качестве одного из наиболее чистых примеров такого рода можно назвать Insel Hombroich под Дюссельдорфом. Он основан частным лицом, риелтором. Он купил участок земли и объявил его островом: Insel Hombroich — «Остров Хомбройх». Насадил сады (этим занимались ландшафтные архитекторы), построил павильоны (в основном из старого голландского кирпича от разобранных построек). Внутри разместилась огромная художест­венная коллекция, диапазон которой от работ совре­менников основателя до офортов Рембрандта, от мобилей Колдера до кхмерской скульптуры. Предметы представ­лены вперемешку, при этом нет ни одной этикетки. Смысл состоит в том, что человек приходит в музей не за знаниями, а за удовольствием: ландшафты, постройки, произведения искусства равнозначны, и их предназна­чение — эстетическое наслаждение.

Перемены стали происходить также с естественно-научными и научно-техни­ческими музеями. Дидактическая система просве­титель­ского музея плохо работает примени­тельно к современной публике. Сегодняшнего посетителя можно охаракте­ризовать известной китайской поговоркой: «Расскажите — и я забуду, покажите — и я запомню, дайте мне сделать — и я пойму». Поэтому в музеях все чаще используются элементы интерактивности. В музеях исторической реконструкции посетителям дают возможность пожить в пещере, подобно первобытным людям, или выковать гвоздь в кузнице. Понимание и запоминание происходит через участие. Элементы интерактивности сегодня есть даже в художественных музеях. «Даже» — поскольку искусство наиболее сложно для таких активных интерпретационных техник. Ведь произведения искусства, как правило, нельзя трогать.

Музей Виктории и Альберта, открытое хранение фондов
Фото: Andreas Praefcke

Так, например, в музее Виктории и Альберта в Лондоне есть так называемая «Английская галерея». Там в отделе XVIII века висит портрет, на котором дама в соответствующем наряде стоит рядом с сервизом. В этом же зале стоит в натуре такой же сервиз, в витрине висит такое же платье. А рядом с сервизом лежит бой фарфора, который можно трогать руками. Висит копия этого платья, её может надеть любая посетительница и сфотографироваться. Это примеры интерактивности в художественном музее.

Нельзя сказать, что эти идеи не дошли до России, но трактуются они порой очень упрощённо. Например, под интерактивностью часто понимают появление в экспозиции информационного киоска. Он, конечно, интерактивен. Но это интерактивность киоска, а не интерактивность экспозиции. Водить хороводы на лужайке в музее под открытым небом тоже очень мило, но прямого отношения к музейному делу не имеет. Это средства, привнесённые из смежных областей, а музей имеет своё конкурентное преимущество: он может (и должен) вести разговор с помощью подлинных предметов.

«Экономическая эффективность музея в туристском регионе определяется
не его доходами по кассе, а тем, сколько турист тратит в городе.
»

А. С.: Убыточны ли музеи в России и нормально ли это? Не рассчитываете ли Вы при проектировании затраты на последующую эксплуатацию?

А. Л.: Если считать «по кассе», то музеи убыточны во всём мире, и это совершенно нормально. Другое дело, что во многих странах от таких подсчётов давно отказались. Музею нужно не зарабатывать, а создавать трафик. А деньги пусть зарабатывают рестораны, гостиницы, магазины… Экономическая эффективность музея в туристском регионе определяется не его доходами по кассе, а тем, сколько турист тратит в городе. А музей при этом может быть вообще бесплатным. В тех местах, где туристов мало или нет совсем, музеи работают в логике мериторного блага. Есть такая категория общественных благ, которую их потребители не могут оплачивать в полном объёме. Мы же не задаем вопроса «Почему убыточен прогноз погоды или пожарная охрана?»

Затраты на последующую эксплуатацию иногда рассчитываем, но такая потребность возникает сравнительно редко. С этой задачей сами музейщики легко справляются.

А. С.: В Российской империи были музеи «музейного» уровня, удовлетворяющие требования к серьёзным музеям? Или такие музеи появились только в СССР?

А. Л.: Крупнейшие музеи, работающие в России сегодня, появились до революции. Они и тогда удовлетворяли требованиям к серьёзным музеям и сейчас удовлетворяют. Другое дело, что сегодня эти требования сильно отличаются от тех, что были полтораста лет назад.

«В России музеи либо топовые, либо дурная самодеятельность. Середины нет.»

А. С.: Сегодня в России существуют, на Ваш взгляд, хорошие музеи?

А. Л.: В этом вопросе содержится несколько вопросов. Потому что следует уточнить — хорошие с какой точки зрения? — По качеству коллекции, инфраструктуры, по уровню музейной педагогики?.. Поскольку я сегодня говорю с позиции музейного проектировщика, то сужу вопрос: каковы российские музеи по уровню проектирования (например, по концепции, сценарию и дизайну экспозиции)? — Если судить по высшим достижениям, всё не так уж плохо: есть у нас несколько музеев, которые не уступают лучшим западным образцам. А вот средний уровень пока очень слабый. И главная проблема не в том, что у нас мало музеев экстра-класса — их везде мало. В западных странах профессионально сделанные музеи крепкого среднего уровня количественно преобладают, а в России их единицы. У нас они либо топовые, либо дурная самодеятельность. Середины нет.

А. С.: Перенимая зарубежный опыт какие из зарубежных музеев стоит взять на образец?

А. Л.: Наиболее продвинутые в области музейного дела страны — Великобритания, Германия, Австрия, Швейцария и Голландия. На них и нужно ориентироваться.

А. С.: Часто отечественные музеи отправляли и отправляют сотрудников для перенимания опыта в зарубежные. Вам известны случаи, когда увиденное было с пользой внедрено у нас? Существует ли критерий (или должен ли существовать) кого отправлять в подобные командировки?

А. Л.: Совсем не часто! У наших музеев нет средств на зарубежные стажировки для сотрудников. Если это и происходит, то, как правило, за счёт грантодающих организаций. И это сравнительно редкие случаи.

«Музей — это не здание, а то, что внутри здания.»
Инзель Хомбройх. Павильон 12-ти залов
Фото: Perlblau

А. С.: Существуют стандартные ошибки в проектировании музеев? Какие? Когда удаётся понять, что при проектировании допущена ошибка?

А. Л.: Да, их несколько. Первая состоит в том, что люди, принимающие управленческие решения, представляют себе музей как здание (желательно с колоннами), и сразу прибегают к услугам архитекторов. А музей — это не здание, а то, что внутри здания. Поэтому сначала нужно спроектировать именно его, разработать концепцию будущего музея, и только на её основании формулировать техзадание для архитекторов. Иногда бывают просто курьёзные случаи. В одном регионе построили новое здание для областного музея. Говорят: «Музейщики, вот вам музей!». Музейщики приходят, а них скульптура ни в один проём не проходит — нужно фасад разбирать.

Вторая распространенная ошибка — когда для проектирования нового музея привлекают не музейных проектировщиков, а музейных работников. А они, как уже было сказано выше, представители другой профессии. Обычно у них нет опыта создания новых музеев. Эти эксперименты тоже не всегда заканчиваются удачно.

И наконец, третья ошибка типична для частных коллекционеров, создающих собственные музеи. Многие из них искренне полагают, что если выставить свою коллекцию в публичном пространстве, она и станет музеем. Увы, это не так. Разница такая же, как между самосвалом кирпича и готовым домом.

А. С.: Приходилось ли исправлять ошибки работе в уже существующих музеев?

А. Л.: Конечно. Любая модернизация существующего музея предполагает исправление выявленных ошибок. Порой это даже не ошибки, а процесс естественного старения. То, что было хорошо 40 лет назад, сегодня уже не годится. Бывает, приходится исправлять ошибки в проектировании ещё не открытого музея. Реальный случай: создавался крупный региональный музей. Заказчики решили не привлекать музейных проектировщиков, обойтись силами дизайнеров. Два года мучились, а за четыре месяца до открытия (которое нельзя было отложить) осознали, что не будет никакого музея — даже плохого. Бросились за помощью к нашей Лаборатории. Пришлось взять на себя роль бригады скорой помощи. Не могу сказать, что этот вид работы принадлежит к числу мною любимых: куда лучше делать с нуля, чем исправлять чужие «косяки». Но иногда приходится.

«Лучшие из музеев чем-то похожи друг на друга, а худшие неудачны по-разному.»

А. С.: Какие музеи являются наиболее неудачными?

А. Л.: Лев Толстой говорил: «Все счаст­ливые семьи похожи друг на друга, каждая нес­частли­вая семья нес­частлива по-своему». Так и с музеями: лучшие из них чем-то похожи друг на друга, а худшие неудачны по-разному. Поэтому я выделю из их числа организации, наносящие ощутимый вред музейному делу. Имею ввиду бесконечные мультиплексы (целиком электронные экспозиции) и квазимузеи (рестораны, магазины, пивные, на вывесках которых написано «музей»). Не подумайте, что я против ресторанов или выставки Ван Гога (на которую «водил меня Серёга»). Среди них тоже есть хорошие и плохие. Но не всякое хорошее дело нужно называть «музеем». Возникает подмена понятий, следствие которой становятся: «разруха в головах» рядовых граждан, перестающих понимать разницу между бытовым и музейным предметом и уже удивляющихся отсутствием ценников в музеях; дезориентированность людей, принимающих финансовые решения в области музейного дела; разрушение самого музейного дела.

А. С.: Интересуетесь ли Вы музейно-выставочными мероприятиями? Какие из них за последнее время можно положительными? А какие мероприятия не удались?

А. Л.: У меня к выставкам два интереса, причём разных. Одни интересны мне как искусствоведу (когда меня увлекает сам экспонируемый материал). Например, выставки Серова и Лисицкого посмотрел с большим удовольствием. Другие выставки привлекают тем, как они сделаны (сценарий, дизайн экспозиции). Например, выставки «Библия Гутенберга» и «Время собирать» в Ивановском зале РГБ были определенно хороши.

Если же говорить о слабых сторонах отечественной выставочной деятельности, то главной проблемой является избыточное количество выставок, а их качество — проявление этой проблемы. Например, мне попался на глаза отчёт по одному региону, где рапортовали о 56 выставках в год — в среднем на музей (то есть больше, чем недель в году). Подставим себе обычный муниципальный музей: выставочного зала нет, отдельного помещения для упаковки/распаковки экспонатов тоже. Значит, всё это по принципу «у нас три выставки в одной витрине». Иначе бы ни одного экспозиционного дня не осталось — шёл только монтаж и демонтаж. С музеев спрашивают количество. В итоге вместо того, чтобы вбросить ресурсы в подготовку двух-трёх блокбастерных выставок, делают несколько десятков проходных.

А. С.: Кого из специалистов по музейному проектированию можете назвать в числе наиболее выдающихся?

А. Л.: Если говорить о зарубежных коллегах, я бы назвал австрийца Дитера Богнера (Dieter Bogner) и недавно умершего испанца Хорхе Вагенсберга (Jorge Wagensberg Lubinski). Что же касается нашего отечества, то у нас есть хороший музейный дизайн — не только в Москве и Петербурге, но и в Екатеринбурге, Перми… Есть сильные команды социо­культур­ных проекти­ровщиков ­— и опять не только в столицах, но и, например, в Ижевске. Но если говорить о полном цикле музейного проектирования, то возглавляемая мной Лаборатория является единственной российской организацией, осуществляющей все виды работ.

Музей Черномырдина. Экспозиция ретроавтомобилей
Фото: Andrey A. Sorokin

А. С.: Можете назвать сколько музейных проектов с Вашим участием осуществлено, и которые из них наиболее запомнились или Вы считаете значимыми и понравившимися?

А. Л.: Сколько сказать не могу. Точно больше двухсот. Только должен оговориться, что словосочетание «музейный проект» у многих стойко ассоциируется с созданием экспозиции. А это далеко не всегда так. Например, среди моих проектов есть разработка виртуальных музеев и концепций развития музеев. Это тоже музейные проекты.

Насчёт значимости этих проектов пусть другие скажут. Если же говорить о моих личных предпочтениях, то мне наиболее интересны проекты создания музеев «с нуля». Вот не было ничего — пустырь, на глазах нём вырастает музейное здание, а мы там делаем музей — от А до Я. Такие удачи выпадают редко, но это самое увлекательное в нашей работе. Последний проект Лаборатории музейного проектирования, относящийся к этой категории — Музей Черномырдина в Оренбургской области. Это большой музей — по сути, три музея в одном. Один посвящён самому Виктору Степановичу, второй — его коллекциям: живописи, ретроавтомобилей и др., третий — «земле Черномырдина». Одиннадцать экспозиций, и все разные. Музей уже готов, но ещё официально не открылся.

А. С.: Ваша страница на Фейсбук очень интересная, рассказывающая о животрепещущих событиях в сфере музейного создания. Помогает ли она Вам в работе или это элемент отдыха, но, тем не менее, связанный с работой?

А. Л.: Наверное, речь не про мою личную страницу, а про группу «Лаборатория музейного проектирования», которую я модерирую и сам много туда пишу. Это, скорее, элемент отдыха, связанный с работой. Хотя и не совсем отдыха. Например, участие в научной конференции или круглом столе — это отдых или работа? Наверное, ни то, ни другое. Это профессиональная коммуникация. Моя группа даёт мне возможность постоянно общаться в профессиональной среде. Это и полезно, и интересно.

А. С.: Благодарим ещё раз за потраченное время! Надеемся, что встречаемся не в последний раз!

А. Л.: Отлично! До встречи!

Справка

Лебедев Алексей Валентинович (Москва), доктор искусствоведения. Автор более 300 публикаций по истории искусства и музейному делу. С 1979 по 1997 год работал в Государственной Третьяковской галерее. С 1997-го по 2013-й — в Российском институте культурологии, где возглавил Лабораторию музейного проектирования. В настоящее время Лаборатория работает как самостоятельная организация.

Источник

править

Комментарии

Викиновости и Wikimedia Foundation не несут ответственности за любые материалы и точки зрения, находящиеся на странице и в разделе комментариев.